— Отлично, Максим, шаг назад. — Снова этот голос. Я снова «упала»? — Сейчас я проверю капельницы и зрачки на реакцию, и мы пойдем дальше. — Шелест бумаг, шаги и ничего. Я знаю, что он проверят капельницы и иглы в венах, но ничего не чувствую. Интересное кино. — Такая молодая и красивая, а уже наркоманка. Ну, судя по записям, ты из конфликта на западе. Из-за таких, как ты, не началась война. Прям жалко, когда такие, как ты, умирают от депрессии и ПТСР. На вас всем плевать. — Мои веки поднимаются и глаза слепит яркий свет. — Ебучий случай, так ты что, в сознании? Эй, ты меня слышишь? — Слышу. Даже слишком хорошо. — Моргать можешь? — Моргаю. — Значит, нет. — Значит, не моргаю. Хуево. — Но в сознании. Неужто психологический паралич? Физически ты здорова. Тогда просто будем ждать, ничего не остается.
Веки закрываются, погружая меня в блаженную темноту, и я бы облегченно вздохнула, если бы могла, потому что глаза жгло нещадно.
— Ваше имя?
— Бесов Климент Евгеньевич. Я должен быть в списках доверенных лиц.
Я сидела на своей кушетке, пялясь в стену. Я не могла даже веками пошевелить. Не хотела даже. Было страшно лень делать что-либо, поэтому я позволяла открывать и закрывать себе глаза, закапывать в них раствор, чтобы промочить глаза, менять капельницы и прочее. Я отдыхала. Морально. Без Стужева, без брата и семьи, без всех. Мне было тихо и хорошо.
— Да, вы есть в списках. Вы може…
— Да-да, отлично. — Парень, не давая договорить врачу, просто отодвигает его в сторону, подходя к моей кровати и садясь напротив. — Дверь закрой. Желательно на ключ.
— Зачем? — интересуется мужчина, тем не менее действительно закрывая дверь.
— Сейчас буду мозги ей вправлять. — Он жутенько улыбается, придвигаясь поближе. — Что, Рыжая, доигралась? — щеку обжигает резкий удар. От неожиданности врач подпрыгивает и открывает рот в попытке возразить, но не успевает, второй удар опускается на мое лицо. — Давай, Змея, защищайся. Иначе я начну пинать тебя ногами. Ты же, вроде, не на таблетках уже, поэтому тебе будет больно. Ну, моргни хотя бы! — Третий удар приходится в нос, и я вижу следы крови на его кулаке. Неужто сломал, собака?
— Ты че делаешь, долбоеб? Нахуя ты ее избиваешь? Она беременна, ебанько! Ты ей сейчас такой стресс наносишь!
— Что?
Не знаю, кто из нас с Климом заорал громче, но слова доктора возымели свой эффект: мне почему-то захотелось зашевелиться.
— О, очнулась. Отлично. — Клим повернулся ко мне лицом, снова замахиваясь. Ушла в отмах, выкидывая вперед зажатую в кулак руку. Удар пришелся в Климову ладонь, выставленную перед его лицом. — Реакция есть. Ну чё, Змея, допрыгалась? Умудрилась, гиена сутулая, залететь от Ящера. Умница, дочка! — издевательски хохотнул он, проверяя капельницы. Доктор незаметно ретировался, оглушив меня новостью о беременности. Что, опять? — Что делать будешь?
— В смысле «что»? — Прохрипела я. Горло саднило от недостатка влаги, и я потянулась за стаканом на тумбочке. Наебнулась на пол, не удержав равновесия. — Заебись.
— Ебанько! — хохотнул блондин, подтягивая меня вверх за подмышки. Стоять на ногах было неудобно, непривычно. Кололо все тело, особенно онемевшие конечности. Господи, как же хуево без таблеток! — Так что ты будешь делать с ребенком?
— Рожать, блядь! — Раздраженно огрызнулась я, вырывая руки и опираясь ими о стену для равновесия. — Ты чё, орёшь что ли надо мной? Нахуя мне сейчас ребенок?
— Тебе третий десяток. Четверть столетия. Часики-то тикают.
— Клим, ты заебал стебаться! — психанула я, пальцами зачесывая отросшие волосы назад. Слишком длинные, первым делом надо будет отрезать их. — Что я буду делать? — Он иронически поднимает бровь, складывая руки на груди, всей своей позой говоря: «Ну давай, удиви меня!». — Аборт, ясен хуй.
— Ты понимаешь, что если сейчас сделаешь аборт, то больше не родишь?
— А нахуя плодить нищету? — Устало опускаюсь на кушетку, хлопая ладонями по коленям, оставляя на коже красный след. — Слыш, я чувствую боль, не все еще потеряно, а ты один хуй ничего не делаешь, метнись и оформи мне выписку отсюда, ну, как ты это умеешь. — Клим на мои слова только усмехается и выходит из палаты, картинно взмахнув полами своей мантии, на что я только закатываю глаза. — Долбоеб.
Тишина в квартире пугала и заставляла думать, чего я ну никак не хотела.
Залетела, блядь. Умница, Ярослава!
В стену летит какая-то статуэтка, разбиваясь на несколько больших кусков.
— Давай без гандонов, Яр! Почему бы и нет! Новые ощущения! — яростно передразнивала Быкова, отправляя в стену тарелку. Истерично смеюсь, потому что в настолько дерьмовой ситуации могла оказаться только я. И, как назло, кто-то дохуя умный обнес все, абсолютно все мои заначки с таблетками, так что у меня не было даже способа успокоиться. — Когда ж я уже сдохну? — Метательный нож летит в единственное кресло, прорезая острием кожаную обивку.
Мне настолько понравилось это зрелище, этот знакомый звук разрезаемой кожи, что я, улыбнувшись, достала со дня так и не разобранной сумки шесть новых комплектов.
— Ебать ты тут тусу устроила! — Удивляется Клим, сгружая на стол два бумажных пакета с эмблемой маркета, находившегося неподалеку и оглядывая бедлам вокруг. — Что тебе кресло-то сделало?
— Оно просто резалось круто! — нож по рукоять погружается в самый левый угол кресла. — Кстати, где мой телефон, и кто вообще вытащил меня?
— Ну, даже не знаю, кто больше спас тебя: твой злоебучий горностай или твой злоебучий бывший. — Удивленно приподнимаю левый уголок губы, выражая крайнюю степень недоумения, хватая со стола любимую шоколадную конфету с орехами. — Сначала скотина твоя бучу подняла, начиная орать неистово, а потом и бывший подключился. На самом деле, мне очень интересно, откуда у него ключи от хвоей хаты, но это именно он вытащил тебя с передозом. Зверье твое, кстати, у него. И я крайне удивлен тому, что он относится к нему хорошо. Я бы сказала, твой горностай любит твоего бывшего.
— Интересное кино, однако! — удивляюсь я, засовывая в рот еще одну конфету.
На душе было муторно и тяжело. Дышать было очень трудно, а грудную клетку разрывало от недостатка воздуха, от чего я рефлекторно схватилась за горло, как рыба хватая воздух губами.
— Так, ясненько, — нахмурился Клим, начиная шариться по ящикам. — Куда ж ты, собака сутула, засунула ингалятор. — И я, как могу, указываю ему на верхний угловой шкаф, где все это добро-богатство лежало в невероятных количествах. — Ебать дорого-богато!
Вдыхая кислород из ингалятора, придерживаемого стальной рукой парня, я всё думала, что Клим — самый интересный персонаж в моей жизни.
По характеру он был интереснее Стужева, Гордова, Ростислава и всех моих знакомых вместе взятых. То, сколько он матерится, мне даже и не снилось, хотя и я люблю посквернословить, но при этом парень будто мамка — всегда найдет, накормит, напоит, в чувство приведет.
Вот и сейчас он рядом, неодобрительно сверкает своими темными, почти черными глазами, но крепко держит ингалятор у моего рта, даже по спинке поглаживает для успокоения.
Но, стоит мне отдышаться, как удар ладони по спине выбивает воздух из легких.
— Гиена сутулая! — И все мысли о его доброте мигом испарятся. Добрый, как же! Сатана в беленькой рубашке-поло! Бес, как есть Бес! — Будешь созывать сучий совет?
— На кой, позволь спросить? — чуть хрипловато спросила я, все же втягивая из ингалятора сыворотку.
— Ну как, вы же, бабы, любите попиздеть, пообсуждать все между собой. Да и самой тебе было бы неплохо попиздеть с кем-нибудь. С бабой какой-нибудь ебливой. На телефон, звони. Созывай свою сучью армию.