Выбрать главу

Клодия приказала людям в дальнем конце помещения расчистить пространство. Они расступились, словно занавес, оставляя Солидат на пустой площадке в центре. Охранники выстроились в два ряда - передние на колено, задние - стоя. Когда все заняли позиции, Эдуард присоединился к ним.

- Голова или сердце! - выкрикнула Клодия.

И тут Солидат прыгнула, не к двойной линии охраны у дверей, ведущих к свободе, и не к стрелкам, а в сторону коридора, где людей было поменьше. Выстрелы прозвучали залпом. Изящный прыжок золотого с серебряным тела завершился тяжелым падением на пол. Да, она быстро исцелялась, но первоначальные повреждения сыграли свою роль. Стрельба продолжалась, пока Солидат не задергалась в агонии, и уже не пыталась подняться.

Олаф повернулся, и я заметила у него на спине заткнутый за пояс пистолет.

- Прикрой меня.

Я все еще ожидала, что рана даст о себе знать, но адреналин держал меня на ногах. Позже мне это явно аукнется, но сейчас я была в норме. Потянувшись к его кобуре, я вытащила пистолет. Интересно, я ожидала, что у Олафа будет оружие помощней, но нет. Это был обычный «H&P USP Compact». Я присматривалась было к такому, но остановила свой выбор на «Kahr». Сжав его в обеими руками, я нацелила пистолет на поверженную тигрицу.

- Дай знать, когда будешь готов, - сказала я.

Олаф скользнул в круг с факелом в руке и тяжелой банкой горючего. Я не скользила, а просто шла, но к телу мы подошли одновременно. Оно лежало на боку, и Олаф разбрызгал жидкость по исковерканным лицу и груди Солидат. Резко запахло чем-то густым и маслянистым. Она отреагировала на запах, дернувшись в нашу сторону. Я выстрелила ей в лицо. Пистолет дернулся в руке, задрав дуло к потолку, затем мне пришлось его опустить снова.

- Что за дрянь? - нахмурилась я.

Олаф бросил факел в проделанную моей пулей дырку, и Солидат заорала. Запах горящих волос был сильным и горьким. Он даже забил запах горючего. Олаф поджег ее. Хорошенько облил густой маслянистой жидкостью и поджег. Она была слишком серьезно ранена, чтобы сопротивляться, но на то, чтобы кричать и корчиться в огне, сил еще хватало. Судя по всему, это очень больно. Воняло палеными волосами, а позже запахло жареным мясом и маслом. Солидат еще очень, очень долго издавала протяжный, высокий и резкий звук.

Эдуард подошел к нам, прицеливаясь. Так мы и стояли втроем, глядя на то, как медленно умирает Солидат. Когда она, наконец, замерла, перестав издавать звук, я произнесла:

- Принесите топор. - Кажется, я даже сказала это нормальным голосом. Хотя, слышала я по-прежнему только одним ухом. То, рядом с которым стрелял Питер, до сих пор бездействовало. Из-за него звуки отдавались в голове непривычным эхом.

- Что? - переспросил Эдуард.

- Она исцеляется, как один из вампиров, потомков Любовника Смерти.

- Мне незнакомо это имя, - заметил Олаф.

- Разлагающиеся вампиры… она исцеляется как одна из них. А в их отношении даже солнечный свет не гарантия. Мне нужен топор, и еще нож… большой и острый.

- Ты отрежешь ей голову? - спросил Олаф.

- Ага, а ты можешь вырезать сердце, если хочешь.

Он оценивающе посмотрел на тело. Сейчас она вернулась в человеческий облик и лежала на спине, раскинув ноги. Большей части лица и грудной клетки не было. Одна грудь сгорела и лопнула, но вторая оставалась нетронутой. Часть ее волос, тигрино-желтая шерсть, тоже сохранилась. Лица не было, не было глаз. Мне бы радоваться, да только смотреть в почерневшее, превратившееся в лохмотья место вместо лица ненамного лучше.

Я судорожно сглотнула. Глотка горела так, словно завтрак пытался вырваться на волю. Я попыталась глубоко вдохнуть, но запах горелой плоти тоже не подарок. В конце концов, мне пришлось дышать медленно и неглубоко, и не зацикливаться на зрелище передо мной.

- Я найду тебе ее сердце, - произнес Олаф, и я порадовалась тому, что плохо слышу. Так его голос звучал ровно, скрадывалась большая часть интонации. Если бы я услышала то предвкушение в его голосе, что отчетливо читалось на лице, то, наверное, пристрелила бы, не задумываясь. Могу поспорить - особые пули в его пистолете способны проделать в человеческом теле весьма изрядную дырку. Я действительно на какое-то время задумывалась об этом, но в конце концов, просто отдала Олафу пистолет. Он погасил свой факел. Кто-то принес нам топор и свеженаточенный нож. Мне очень не хватало моего охотничьего набора против вампиров, но он был дома… или нет, в «Цирке».

После огня ее позвоночник стал хрупким, так что это оказалось одним из самых легких обезглавливаний в моей карьере. Олафу же предстояло порыться у нее в груди, чтобы найти в ней сгоревшее окровавленное сердце. Неплохо мы ее уделали. Я пинком откатила голову подальше от тела. Да, я собиралась сжечь голову и сердце и развеять пепел над текущей водой, но она уже была мертва. Я снова пнула голову, и она покатилась по полу, подпаленная настолько, что даже не кровоточила.

Колени меня больше не держали. Я рухнула там же, где стояла, со все еще зажатым в руках топором.

Рядом со мной присел на колени Эдуард. Он прикоснулся к моей блузке, и его рука окрасилась алым, словно он окунул ее в банку с красной краской. Тогда он разорвал блузку, открывая грудь. Следы когтей выглядели злыми, раззявленными ртами. Что-то розовое, кровавое и блестящее торчало из одного пореза, похожее на вздутый язык.

- Вот дерьмо, - пробормотала я.

- Уже болит? - спросил Эдуард.

- Нет, - ответила я на удивление спокойным голосом. Какая же чудесная вещь - шок.

- Тебя нужно показать доктору до того, как станет больно, - сказал он, и его голос был также спокоен. Обняв обеими руками, он поднял меня и быстрым шагом направился обратно по коридору.

- Больно?

- Нет, - снова ответила я далеким и безразличным голосом. Даже сознавая, что мое спокойствие неестественно, я чувствовала себя отрешенно и нереально. Спишем это на шок.

Тогда Эдуард припустил по коридору бегом.

- А теперь не больно?

- Нет.

Он побежал еще быстрее.

ГЛАВА 33

Эдуард распахнул дверь в травматологию плечом. Мы так спешили, но никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Белая стена халатов - доктора и медсестры, а некоторые и в гражданском - столпились вокруг одной каталки. В их голосах звучало то неестественное спокойствие, которое меньше всего хочешь услышать, лежа на спине и глядя вверх, в их лица.

Сквозь шок пробился укол страха - Питер. Это наверняка Питер. Волна адреналина ударила в живот. Эдуард повернулся, и я смогла получше разглядеть помещение. То был не Питер. Питер лежал на другой каталке, недалеко от той, вокруг которой сконцентрировалось внимание присутствовавших. Кто же это, черт возьми? Людей с нами, вроде бы, больше не было…

С Питером был только Натаниэль. Он держал парня за свободную руку. Вторая была подсоединена к капельнице. Натаниэль заметил меня, и на его лице отразился страх. Этого оказалось достаточно, чтобы Питер извернулся, чтобы увидеть, кто там вошел в дверь.

Натаниэль прикоснулся к его груди, заставляя улечься назад.

- Это Анита и твой… Эдуард. - Кажется, он едва не сказал «отец».

Подойдя ближе, я смогла расслышать голос Питера.

- Выражение у тебя… Что с ними?

- Вот уж не думал, что у меня какое-то странное выражение, - сказал Натаниэль. Он пытался обратить все в шутку, но из-за доносившихся с другой стороны палаты звуков шутить было нелегко.

Я не могла ничего разглядеть из-за спин в белых халатах, и спросила:

- Кто там?

- Циско, - ответил Натаниэль.

Циско. Он не мог быть так серьезно ранен. Я видела, как оборотни заживляют и худшие повреждения. Может, здесь побывали еще плохие парни?

- Как его ранили? - спросила я.

Питер попытался было сесть, но Натаниэль продолжал прижимать его к каталке рукой, и создавалось такое впечатление, что занимается он этим уже давно.