– Да-да. Я имел в виду консультацию касательно правдоподобности истории. Нейв, вы читаете журнал мистера Гилби? Там есть история о детях-гидроцефалах…
После этого Маллох попытался заручиться поддержкой врача в деле научного опровержения медицинской базы последнего шедевра «Тигля». Да уж, он был невероятно начитан. Казалось, он знал об этом больше, чем сам Нейв. Вот так всегда. Накопят огромные запасы информации – и у них всегда наготове факты, чтобы бросить ими в тебя. Тем временем всегдашняя вежливость Криспинов возобладала. Он учтиво перевел разговор на висевшее на стене великолепное полотно Фантен-Латура. После этого Маллох высказал несколько глубокомысленных замечаний о художнике.
Готт начал разговор с Нейвом на другую околомедицинскую тему:
– Вы обратили внимание на близняшек-американок? Их совершенно невозможно отличить друг от друга – пока они не начнут говорить. Ванесса на удивление умна, а Стелла почти пустышка. Вот ведь странно, а?
Нейв кивнул.
– Именно так. Они полностью идентичны, – он подыскал научный термин, – однояйцевые близнецы. Это значит, что у них одинаковая генная структура. Если они разительно отличаются по интеллектуальному развитию, то это чрезвычайно интересно с точки зрения психологии, поскольку разница скорее всего обусловлена воспитанием или окружающей средой. Надо будет с ними поговорить.
Психолог живо заинтересовался этим явлением. Но Готт видел его со своей колокольни.
– Они совершенно неотличимы по виду, но окажутся ли они таковыми, так сказать, микроскопически? Например, по отпечаткам пальцев?
Нейв, который скорее всего не знал о хобби Готта, слегка удивился.
– Не уверен. Но надо думать…
В их разговор вступил Маллох, шедший рядом с Ноэлем:
– Галтон исследовал отпечатки пальцев однояйцевых близнецов. Он обнаружил, что хотя они очень похожи, но все же разнятся.
Готт отказался от интересной гипотезы. Ноэль, трусивший позади непобедимого Маллоха, едва не застонал. У входа в зал он чуть не налетел на мощную фигуру миссис Платт-Хантер.
Готт немного занервничал: специалисты должны были в первый раз осмотреть построенную по его указаниям сцену.
– Ага, – произнес Маллох, – Фортуна.
– Да. Поскольку зал прямоугольный, я подумал, что лучше всего взять за образец Фортуну.
Маллох засомневался:
– Я бы предпочел взять Лебедя. Что бы там ни говорили о достоверности рисунка Де Витта…
Два специалиста занялись вежливой пикировкой о деталях. Тем временем раздался негодующий визг миссис Платт-Хантер:
– Но здесь же нет занавеса!
Ноэль осклабился:
– Занавес есть – маленький, вон там, сзади.
Он с явным удовольствием принял менторский тон своего прежнего наставника и веско продолжил:
– Следует помнить, что в елизаветинские времена театральные труппы играли пьесы во дворах лондонских таверен…
– В паблик-хаусах?! – воскликнула миссис Платт-Хантер. – Совсем неподходящее место!
– Именно так считали пуритане. Они писали по этому поводу протесты и петиции, которые могут показаться вам интересными с точки зрения реалий. Так вот, актеры просто возводили помост на заднем дворе и играли прямо на нем. Состоятельная публика сидела на галереях или же смотрела из окон таверны…
– Или же сидела прямо на помосте, – добавил Нейв, покинувший ученых мужей.
– Или же сидела на помосте на трехногих табуретках рядом с актерами, – согласился Ноэль. – Самые смелые сплевывали жевательный табак и кричали: «Плохо! Плохо!»
– Отвратительно, – заявила миссис Платт-Хантер.
– А простолюдины стояли прямо на земле вокруг помоста. Их называли «земляными».
– Почему? – недоуменно спросила миссис Платт-Хантер.
– Очевидно, потому, что они стояли на земле. Их еще иногда называли «низовыми».
– «Низовыми».
– Наверное, в шутку. Так вот, с трех сторон помост окружали зрители, а с четвертой стороны он, несомненно, соседствовал с помещениями, которые актеры использовали как гримерные и места для входов и выходов. Когда начали строить театры как таковые, их проектировали так, что они очень напоминали помосты в тавернах. Вот, взгляните. – Ноэль прошел вперед и помог миссис Платт-Хантер взобраться на низкий помост, стоявший посреди зала. – Помост представляет собой сцену, где играется бо́льшая часть пьесы. Она должна находиться под открытым небом, как и двор таверны. Как вы сами убедитесь, в понедельник мы попробуем создать подобный эффект, осветив ее с потолка прямыми лучами дуговых ламп. Сидящая в зале публика окажется в той или иной степени в тени. Готт немного опасался, что современным зрителям будет комфортно при полном освещении.