Но он напрасно беспокоился: никому даже в голову не пришло терять время, передавая манилы с барабанов на причальные тумбы.
Они помчались по трапам на палубу и затем, перелезая через фальшборты, спрыгивали на причал. Высадка напоминала поспешное бегство. Стоя на возвышении на носу корабля, Баррет видел, как толстяк-капитан бежит к воротам пристани, за ним спешил главный механик. Оба кока, главный стюард с помощниками, машинное отделение в полном составе…
«А я что здесь делаю?» — спросил себя Баррет.
Но он был здесь не один: рядом стоял Джо Молукка — крепыш средних лет, ленивый, но надежный как Британский банк.
— Ты что стоишь, Джо?
— Нету дома, — отвечал итальянец. — Мой дом в Ливорно. Здесь, в Сидней, только дом на борту. В Австралия корабль мой дом. Я оставаться, — он накрыл своей круглой ладонью руку Баррета: — Но Вы идти, шеф. Molto rapido.5 У Вас дом, жена. Карл и я смотреть за корабль для вас.
«Двое лучших моряков — лучших людей — остаются на корабле?» — подумал Баррет. Один начинал на маленьких суденышках, курсирующих по неспокойным водам Средиземного моря, другой — на балтийских шхунах. Сторожа на берегу сейчас не найдешь, это совершенно очевидно. Огонь распространился повсюду, и весь город кричит, словно одно огромное раненое животное. Но корабль нельзя оставить без присмотра.
— Молодец, — тепло произнес Баррет — и побежал вниз. Но прежде чем он достиг салона, его с двух сторон схватили за руки второй и третий помощники.
— Мистер Баррет, — быстро заговорил второй, — я знаю, это неправильно — вот так убегать. Кто-то должен остаться за старшего. Мы не знаем, что там на берегу, не знаем, как дальше развернутся события. Но Старик умчался, прежде чем мы смогли спросить его. И я не знаю, что с моей женой в Кингсфорде, а Тони волнуется о своей невесте в Кенсингтоне. Мы чувствуем, наш долг — быть с ними, а не здесь…
Баррет резко оборвал его.
— Ладно, бегом! — и добавил мягче: — Пожалуй, и я присоединюсь.
Тревога росла, но он не хотел оставлять судно. Где-то в подсознании у него крепко сидело: недопустимо бросать корабль, так ненадежно пришвартованный, когда кругом бушуют пожары — и кто знает, что может случиться в ближайшие несколько часов. Кроме того, он лично заинтересован в том, чтобы судно уцелело. Если ситуация ухудшится, корабль станет средством спасения и убежищем и для экипажа, и для членов их семей.
Он поднялся на офицерскую палубу. Билл Малони беседовал с третьим механиком Феррисом, маленьким, тощим и лысым.
— Не валяй дурака, Тим, — сказал радио-офицер, заметив Баррета. — Уходи. Постарайся доставить сюда Джейн. А о корабле мы позаботимся.
— Ага, мистер помощник, — подхватил Феррис, — и постарайтесь не забыть, что я буду держать его в полной готовности к отплытию.
— Кстати, не мешало бы установить пожарные шланги. Старина Джо и Карл остаются на борту. Они все сделают. Не хотелось бы мне вот так…
— Да беги, ты, тупица! — взорвался Малони. — У тебя жена, ты должен быть с ней, а не болтаться на этой ржавой посудине, как дерьмо в коробке. Запомни: судно будет готово. Мы будем ждать тебя и остальных столько, сколько сможем.
Баррет все еще колебался.
— Что вы слышали?
— Слишком много, — угрюмо отвечал радист. — И слишком мало. Но достаточно, чтобы понять: это сейчас по всей Австралии. Начали передавать новости из Новой Зеландии, но сразу прекратили, — его лицо скривилось, словно у плачущего ребенка. — А сейчас почти все станции заглохли. Ни одна не работает. Это конец света. Конец нашего мира.
— Постарайся снова поймать что-нибудь, Билл, — попросил Баррет.
— Да, я буду слушать. А ты давай — дуй отсюда поживее и возвращайся с Джейн, — мясистая ладонь хлопнула Баррета по плечу: — Удачи тебе.
— Она вам пригодится, — добавил Феррис.
Когда Баррет проходил сквозь ворота, двое мотористов с «Катаны» возились с телефоном в будке сторожа. Но аппарат молчал, такси было не вызвать. Один с убитым видом обратился к Баррету:
— Телефон накрылся…
— Вот удивили, — ничего не выражающим голосом пробормотал Баррет — и со всех ног припустил по Друитт-стрит. Сзади доносились возгласы:
— …помощник, черт бы его… Хоть бы что-нибудь сделал…
— …не он. Вообще ничего не знает — сделал ноги, и счастлив. И ты, придурок… Дай сюда этот чертов телефон!
Но Баррет уже достиг верхней точки Друитт-стрит — там, где она пересекается с Джордж-стрит — и голоса механиков потонули в шуме. Вой моторов, какофония гудков, несмолкающие вопли и стоны… Это было ужасно. Это было страшнее любого пожара на восточном и южном побережьях, потому что происходило рядом. Как ни странно, пробок на дорогах нет… Не было, пока он не добежал до Пирмонтского моста.
Дорога из центра города была забита. Движение вышло из-под контроля. Понятно, никому нет дела до пешеходных переходов и дорожных знаков. Однако переходить было необходимо.
На востоке полыхало нестерпимо яркое пламя.
Он должен знать, что делать. Должен быть уверен. Должен найти выход.
Внезапно бок пронзила резкая боль. Пришлось перейти на шаг. Баррет почти достиг конца улицы. Машины еле ползли, и он смог перейти. Маленький автомобильчик, похожий на жука, вырывался из основного потока. Вот он столкнулся с другой машиной, раздался треск — затем еще раз, куда громче. Но «жучок» уже достиг тротуара и с ревом продолжал путь. Баррет едва успел отскочить в сторону, чтобы не попасть под колеса. Самое жуткое впечатление производили разбитые фары — точно слепые глазницы с вытекшими глазами.
Но, за исключением этого единственного безумца, который уже умчался к подножию холма, на Друитт-стрит было достаточно спокойно. По правую сторону располагался Таун-Холл. Похоже, входом в метро можно воспользоваться, чтобы перейти на Джордж-стрит. Баррет бегом пересек дорогу, нырнул в метро и начал спускаться по ступеням.
Вначале он бежал, но вскоре оказался в толпе, гудящей, точно улей, сквозь которую пришлось буквально продираться. Казалось, здесь собрался весь город. В спертом воздухе висел запах ужаса, было жарко, словно в духовке.
— Не стоит толкаться, приятель, — мужчина, мимо которого Баррет пытался пробиться, энергично орудуя локтями, обернулся. Этот тип был настроен вполне миролюбиво, но на причину подобного настроения указывал крепкий запах дешевого портвейна. — Не стоит толкаться. Мы в ловушке, нравится тебе это или нет. Даже если поезда еще ходят — а я здорово сомневаюсь, что они ходят, как они будут объезжать трупы на рельсах? — им в жизни не вывезти эту толпу. Нет, приятель. Брось эту идею.
— Бросай ты что хочешь, пропойца несчастный, — раздался пронзительный женский голос, — а других не подзуживай! Меня семья ждет в Килларе, и я должна быть там!
— Подумаешь, какая разница… ну, умрете вы на Норд-Шор, — пьяница был явно настроен пофилософствовать. — Вот не так давно я думал: хочу помереть где угодно, только не на этой треклятой станции. Таун-Хилл, черт побери… Но человек предполагает, а обстоятельства располагают, верно? А наши дружки-комми помогают нашим страхам осуществиться.
— О чем это вы? — спросил Баррет, все еще пытаясь пробиться к выходу.
— Да это же очевидно, блин. Террористы устраивают поджоги в крупных городах. А «товарищи» наводят по ним свои треклятые ракеты с ядерными боеголовками — у них там инфракрасные датчики. Так что поджарят вас, миссус, — он подмигнул нарядной домохозяйке из Киллары.
Баррет понял, что его тащат назад. Похоже, люди лезут в метро отовсюду, внутри уже не пошевелиться… Но надо двигаться — хотя бы куда-то. Вход, через который проник Баррет, должен по-прежнему оставаться самым свободным. «И зачем они здесь?» — спрашивал он себя. Пытаются уехать или укрыться от ракет? А может быть, подобно ему, просто пытаются перейти улицу?
Лично ему не удалось ни то, ни другое, ни третье. Однако после смрадной духоты подземного перехода воздух на улице казался прохладным — просто восторг. Но это ненадолго. По Джордж-стрит распространялся огонь. Горели супермаркеты, кинотеатры — и уже занимался Таун-Хилл. Слышался рев пламени, со звоном вылетали стекла, и крики людей, а на дорогой висело несмолкающее гудение машин, вой сирен, скрежет металла: пожарные и полиция пытались пробиться сквозь поток обезумевших беглецов.