К счастью, существует только одна реплика, необходимая в нормальной беседе на эту тему — «О, Бах!». Понятно, что смысла особого в этом нет, но если вы станете повторять это постоянно и с разными интонациями, то это и будет самым безопасным способом выбираться из самых неприятных положений.
Вообще-то Баху надо простить все за одну только вещь: он пострадал от каталога BWV, совершеннейшего безобразия без крупицы поэзии. Любому композитору обидно покоится под таким типографским проклятием!
Поведать миру о его жизни вы сможете мало. В молодости он прошел более 400 миль, чтобы послушать игру Букстехуде на органе. Даже стоячие места на променад-концерте не могут сравниться с этим музыкальным самопожертвованием. После такой первоначальной епитимьи его жизнь прошла в тяжелой работе, и большую часть этой жизни он провел за клавиатурой и сочинением непрекращающегося потока умной и ясной музыки. Он вырастил и воспитал одиннадцать детей. Что еще можно сказать о таком человеке, кроме... «О, Бах!»
Те, которые и вовсе не млеют от того, что написал Бах, могут попробовать: Концерт ре минор для гобоя, скрипки и струнных, BWV1060; Итальянский концерт фа мажор, BWV 971; и даже кантату «Wachet auf», аранжированную для фортепиано или для оркестра.
ДРУГИЕ КОМПОЗИТОРЫ
Прочих можно считать чуть менее почитаемыми, чем боги. В отличие от Бетховена, Моцарта и И. С. Баха, которые кажутся суперменами (по сравнению с нормальными людьми), все последующие композиторы являются вполне обычными личностями и могут быть рассмотрены в алфавитном порядке.
Барток (1881-1945)
Большое разочарование для людей, чей менталитет работает только при игре в шахматы или при разгадывании кроссвордов. Действительно, ничего приятного в его музыке нет, но, смело погружаясь в нее, получаешь такое же бодрящее удовольствие как от купания в холодной воде, или от посещения матча чемпионов. Есть доказательства, что примерно восемьдесят восемь процентов людей, которые действительно любят посещать соревнования по крикету, любят и Бартока. Нет нужды заниматься поисками неизвестного Бартока, ибо все исполняется, и если вы знаете Концерт для оркестра; Музыку для струнных, ударных и челесты, а также Фортепианный концерт № 3 — то успех вам обеспечен!
Берлиоз (1803-1869)
Человек, которому не доверяют, потому что он был профессионален во всем. Он точно знал, что делал, и писал об этом толстые книги, сделавшие его весьма непопулярным среди критиков и историков музыки, которым не нравятся композиторы, слишком явно показывающие свою образованность.
Берлиоз писал музыку, весьма подходящую в качестве фона или музыкальных заставок для телевизионных программ, что подтверждает подозрения многих людей, будто он всегда и всюду находился в состоянии разорения. Он- то уж точно был в связи с дьяволом и, разумеется, получил от него двадцать тысяч франков, посланных через Паганини, правую руку сатаны. «Фантастическая симфония» теперь повсеместно исполняется в манере какого-то изысканного шабаша, и становится понятно, что у дьявола — самая лучшая музыка на свете! Вы можете восхищаться и даже наслаждаться произведениями Берлиоза, но учтите, что при этом вы заработаете репутацию музыкального сластолюбца.
Примите наши извинения, но мы должны обратить ваше внимание на то, что такие произведения, как увертюры «Тайные судьи» и «Римский карнавал», чрезвычайно хороши. Создайте впечатление истинного знатока, небрежно упомянув в разговоре оперную дилогию «Троянцы» — вот правильная линия нападения. Если это не сработает, вы всегда можете похвалиться тем, что встретили на вечеринке Колина Дэвиса.
Брамс (1833-1897)
Тот самый человек, чьей репутации вы ничем не сможете помочь, даже если вам нравится его музыка, потому что иногда она все равно кажется каким-то нагромождением. Он был
уютным, толстым человеком с большой косматой бородой, похожим на Эдварда Лира или на У. Дж. Грейса, и часто дирижировал, держа одну руку в кармане и позвякивая монетами, полученными авансом. Он желал писать вальсы И. Штрауса, ну и у него действительно было чем звенеть в карманах! Еще ему нравилось писать симфонии в духе Бетховена, но... с какой бы стороны он не приступал к делу, он неизбежно терпел поражение, и симфонии получались длинными и запутанными. Помимо прочего он поминутно терял счет числу инструментов, для которых писал.