Так мы и сделали. Трудились весь день и пол ночи. В какой-то момент я совсем запутался и заместо честночного порошка, способного, на мой взгляд, слегка нетрализовать скипидар, нечайно бухнул в коку-колу половину солонки. Выпил — и в голове помутилось, как, по расказам, бывает у людей в спасательной шлюбке от питья морской воды. В конце концов Альфред скомандовал:
— Ладно, на сегодня хватит. Но завтра начнем с самого утра. Правильно, Гамп?
— Наверно, — отвечаю в слух, а про себя понимаю: дохлый номер.
Весь следущий день, и следущие недели, и следущие месяцы я экскерементировал с этой «Нью-кокой». И все в пустую. Добавлял и каенский перец, и шафран испанский, и ванильную иссенцию. В дело пошел кумин, пищевой краситель, перец горошком и даже столбилизатор.
Набледатели не отходят от меня не на шаг, каждый всем другим на нервы действует, у них блокнотов исписано уже, наверно, штук пятцот. Ночевать я ухожу в номер люкс, мы все в одной здоровенной гостинице прожеваем, и миссис Хоупвелл, разумееца, тут как тут: разгуливает, можно сказать, в чем мать родила. Пару раз просила сделать ей массаж спины, ну, я не отказывал, но, когда она стала требовать массаж грудной клетки, пришлось заевить, что моему пределу тоже есть конец.
Стало мне казаца, что вся эта история — сплошной блев. Тут тебе и харчи, и жилье, а зарплаты нет как нет, но ведь я только из-за денег на это подписался — ради малыша Форреста. Однажды ночью лежу без сна, думаю, как дальше быть, вспоминаю Дженни и все хорошее, и вдруг прямо передо мной возникает ее лицо, как тогда, на кладбище.
— Ну что, дурила? — говорит она. — Не можешь для себя решить?
— Ты о чем? — спрашиваю.
— Тебе никогда в жизни не восстановить тот вкус. Уж не знаю, что ты сотворил в первый раз, но это был слепой случай, вот и все.
— И что мне теперь делать? — спрашиваю.
— Бросай все! Уноси ноги! Найди нормальную работу, а то так и будешь до конца своих дней эту дрызготню разводить!
— Как же так? — говорю. — Ведь эти люди на меня расщитывают. Твердят, что я — их единственная надежда на спасение компании «Кока-кола».
— Пошли их подальше, Форрест. Им на тебя плевать. Они заняли теплые местечки, а тебя за идиота держат.
— Да, — говорю, — пожалуй, ты права. Как всегда.
И тут она ищезла, а я снова один остался.
На утро, с позаранку, за мной зашел Альфред. В экскерементальной кухне я опять принялся доводить до ума коку-колу. Пол дня смешивал всякие гадости, но теперь после каждой дикустации уже не фыркал и не плевался, а с улыбочкой тянул: «О-о-о-о!» — и отпевал еще глоток.
— Что такое? — задергался один из набледателей. — Ему понравилось?
— Думаеца мне, — говорю, — я справился.
— Господь услышал мои молитвы! — завопил Альфред, хлопая себя по лбу.
— Позвольте-ка, — говорит другой набледатель.
Набирает жижу в рот, перекатывает, типо, на языке. И потом обьевляет:
— А что, недурственно!
— Дайте попробовать, — требует Альфред.
Глотнул, в лице изменился, кабудто заколдованый, и говорит:
— Аххх! Изумительно!
— И мне чуть-чуть налейте, — просит третий набледатель.
— Нет уж, дутки! — отрезал Альфред. — Что осталось, пойдет на химический анализ. Этим опивкам цена — миллиарды! Все меня услышали? Миллиарды!
Выскочил он за дверь и, призвав двоих вооруженных охранников, приказал им убрать стакан с кокой-колой в сейф и беречь как синицу ока.
— Гамп, ты это сделал! — вопит Альфред, бьет себя по колену кулаком и бугровеет, как свекла.
Набледатели прыгают, взявшись за руки, и тоже вопят. Вскоре дверь в экскерементальную кухню распахнулась и на пороге возник рослый седовластный человек, холеный такой, в темно-синем костюме.
— Что, — интересуеца он, — здесь происходит?
— Сэр, мы сотворили чудо! — кричит Альфред. — Гамп, это председатель совета директоров, глава компании «Кока-кола». Иди сюда, пожми ему руку.
— В чем же состоит ваше чудо? — спрашивает этот седовластный.
— Гамп — вот он, полюбуйтесь, — добился, чтобы у «Нью-коки» был сносный вкус! — отвечает Альфред.
— Неужели? — удевляеца начальник. — И как же тебе это удалось?
— Не знаю, — говорю. — Наверно, просто свезло.
Вобщем, через пару дней компания «Кока-кола» организовала у себя в шкап-квартире, в Атланте, грандиозную дикустацию на пять тыщ человек, куда вошли креспонденты, политики, высоко поставленная тусовка, акционеры и протчая элита, плюс пятцот учеников из окресных школ. Снаружи небо разрезали, кабудто ножницами, огроменные прожекторы, а кому нехватило приглашений, толпились за канатами и махали щасливчикам, кому хватило. Приглашенные, почти все в смоукингах и в длинных платьях, прохаживались по залу и вели свецкие беседы, как вдруг на сцене поднялся занавесь — и там стоим мы с Альфредом, миссис Хоупвелл и президент «Коки-колы».