В качестве переговорщиков по этому вопросу он привлек ленсмана, священника и доктора. На какое-то время им удалось уговорить его подождать с продажей. Была поздняя страда. Он делал многочисленные детальные заметки в рукописи той книги, которая впоследствии будет известна всему миру под названием «Плоды земли». Многие сотни лет его предки сеяли ячмень; это было таинство, с благоговением совершаемое в тихий теплый безветренный вечер, лучше всего под мелким дождичком и сразу же после весеннего пролета диких гусей [3; IV: 27].
В усадьбе Гамсуна шел весенний сев, писатель-Гамсун создавал образ нового героя, сеятеля, при этом сам он доверительно говорил многим, что сеять больше не будет. Он стремился прочь из усадьбы, но Марии решил об этом заранее не сообщать.
А ведь Мария, в противоположность ему, сумела найти себя в деревенской жизни. Она напоминала ему, и при этом все более и более гневными словами, о тех обещаниях, которые он давал ей, об их общих мечтах, о том, что многое уже осуществилось. Ей было к этому времени уже тридцать четыре года, у нее было трое маленьких детей, и в противоположность ему она полностью рассталась со своей прошлой жизнью[251]. А он и в новой жизни сохранял свою прежнюю суть.
Мария была рассержена и испугана. Теперь она боролась за свою новую жизненную роль, ту роль, которую она приняла не без колебаний, но в которую входила все больше и больше. Эту роль, которую она с присущей ей энергией и сообразительностью постоянно старалась сделать более значительной, собственно говоря, которая была и не такой уж маленькой: деятельная жена великого писателя.
Но Гамсун решил покончить с Нурланном. «Пора разделаться с усадьбой», — так откровенно заявил он одному своему знакомому. В новогоднюю ночь, когда все уже улеглись, в том числе и Мария, он сел за стол и написал одному из своих друзей: «Вот что я хочу сказать тебе. Мне надо расстаться с усадьбой, я не могу больше совмещать свою работу с ней, мое здоровье не позволяет этого». Он написал эти слова 1 января 1917 года[252].
Кнут Гамсун принял абсолютно недвусмысленное решение. Мария, дети и все прочее должны отступить в сторону. Он пришел к выводу, что для того, чтобы заниматься творчеством дальше, он должен отринуть крестьянскую жизнь. Вскоре с целью продажи Скугхейма он связался с человеком, у которого были максимально хорошие связи среди коммерсантов. Один из кругов его жизни был завершен. В 1881 году редактор «Афтенпостен» выпустил на страницы своей газеты нурланнского юношу. Теперь, 35 лет спустя, его преемник незамедлительно отреагировал на мольбу писателя избавить его от усадьбы, ставшей для него обременительной. Этот редактор и еще четырнадцать хорошо владеющих ситуацией господ согласились помочь Гамсуну. Они пришли к общему согласию, что готовы принять на себя финансовые риски. В любом случае они явятся спасителями духовного лидера нации.
В самом начале 1917 года было помещено официальное уведомление, что торги состоятся в кратчайший срок. Писатель не сможет вынести еще одну посевную кампанию. «Я хотел бы жить один в большом лесу, где ничто не потревожит меня. Передо мной большая работа, только бы условия работы чуть-чуть улучшились», — заклинал он[253].
В это время Гамсун создает роман «Плоды земли», пишет об Исааке и Ингер, об их прекрасных натруженных руках. А также о Гейслере, который появляется всякий раз, когда землевладелец нуждается в его помощи, который служит связующим звеном между правами частного владения и законами государства. И об Олине, этой искусительнице в райском саду, которая постаралась, чтобы Ингер попала на каторгу, после того как убила своего новорожденного ребенка, девочку, унаследовавшую ее физический изъян — заячью губу.
В своей новой книге он вновь вступает в дискуссию о матерях — убийцах своих детей, здесь юная Барбру убивает своего новорожденного ребенка, прижитого от хозяина. Так же поступает жена Исаака Ингер, но никакого негодования по поводу последней Гамсун не выказывает. Его авторская позиция состоит в том, что Ингер убивает из милосердия, ведь ее дитя появилось на свет с уродством.
Находясь рядом с Исааком, Ингер развивается как личность, работа облагораживает ее. Но, может быть, и убиенное дитя могло найти свое место в жизни? Этот вопрос в романе не поднимается.
У Исаака и Ингер рождаются еще двое детей: Элисей и Сиверт. Однажды Элисей крадет у заезжего инженера огрызок карандаша, и это определяет его судьбу: он уезжает в город. Ингер тоже заражается бациллой городской жизни. Когда она возвращается домой в Селанро, то понимает, что то одинокое существование, которое устроил ей Исаак, — это отнюдь не весь мир, и ей начинает казаться, что она могла бы жить по-другому, найти себе жениха в деревне, общаться с людьми. Она понимает сына Элисея, она единственная в Селанро, кто может оценить красивые буквы и фразы в его письмах. Мать считает, что там, в городе, он должен хорошо одеваться, и посылает ему деньги.