Выбрать главу

Немецкое издательство «Ланген-Мюллер» заказало Вальтеру Берендсону, немецко-шведскому литературоведу, профессору Гамбургского университета, книгу о Кнуте Гамсуне. Профессор попросил Гамсуна уточнить некоторые биографические сведения, а также сделать обзор своих статей.

В ответ на просьбу Берендсона Гамсун написал, что ничего не помнит и никаких старых материалов не хранит.

В то же время в своем ответе Берендсону он счел необходимым, обсуждая задуманную книгу, заявить, что данная ситуация — прекрасный повод для того, чтобы напомнить немецким издателям о следующем: «Сейчас я вспомнил, что во время войны написал несколько статей, но было ли это в 1917 году или в какое-то другое время, не могу сказать, это были политические статьи; здесь, у себя на родине, я был единственным, кто поддерживал немецкую сторону, так будет и впредь, даже если я останусь один такой во всей Норвегии»[345].

Через три дня он написал директору своего основного немецкого издательства Альберту Лангену, что он не хочет иметь ничего общего с Берендсоном и его книгой. Ему не нравится, когда приезжают и глазеют на него как на экзотическое животное, поэтому он терпеть не может прессу. Подробно описав свой образ жизни в Нёрхольме, который совсем не располагает к посещениям, он тем не менее согласился сделать исключение для Берендсона, ради немецкого издательства и самой Германии. Профессор может посетить Нёрхольм, и Мария любезно примет его[346].

Почти сразу же после этого он получил новое подтверждение того, как глубоко его ценят в Германии. Общий тираж романа «Последняя глава», которым так были разочарованы маститые норвежские критики, теперь должен был составить 105 000 экземпляров! При этом он предостерег издателей от продажи книг по смехотворно низкой цене, как будто бы распродают наследство покойного. «Ведь я еще не умер»[347]. Это ворчливое напоминание, сделанное в день своего шестидесятидевятилетия, кажется, во многом было напоминанием самому себе.

Берендсон начал копаться в прошлом Гамсуна. Гамсун энергично отрицал, что история с плагиатом, произошедшая в 1890-е, когда немецкий писатель и театральный режиссер Феликс Холлендер обвинил его в прямом подражании Достоевскому, причинила Гамсуну боль. Кроме того, с годами он стал отрицать, что пережил тяжелые дни в Париже, он стал утверждать, что страдал только от незнания французского языка. Он также решительно отвергал факт знакомства с Томасом Манном и его литературное влияние. Он говорил, что ранее не был знаком с творчеством Манна и лишь в последнее время прочел «Будденброков», впрочем, «одно из самых грандиозных произведений в мировой литературе»[348]. Он назвал имена трех писателей, в наибольшей степени оказавших и влияние на его творчество: Достоевский, Ницше и Стриндберг.

Впрочем, он держался на расстоянии и от своего норвежского биографа Скавлана, бывшего редактором «Дагбладет» и одно время директором Национального театра.

В октябре 1928 года стало достоверно известно, что усилия Гамсуна, вкупе с усилиями других людей, убедить шведов дать Нобелевскую премию лирическому поэту Улафу Буллу{77} оказались совершенно бесполезными и бесперспективными. Шведская академия намеревалась присудить премию другому норвежскому автору — писательнице Сигрид Унсет, главным образом «за яркое и убедительное изображение жизни средневековой Скандинавии».

Гамсун утешался тем, что, с другой стороны, не мог не радоваться собственным успехам. Если последние переговоры Харальда Грига по поводу издания «Виктории» на эсперанто увенчаются успехом, то тогда его произведения будут существовать уже на двадцати семи языках. Ободряющие знаки постоянно получал он и из США. Автор рецензии, посвященной роману «Женщины у колодца», опубликованной в «Нью-Йорк Таймс», заявил: художественные достоинства книги свидетельствуют о том, что Нобелевская премия была получена вполне заслуженно[349].

А перед самым Рождеством в норвежской печати была опубликована новая статья Гамсуна, посвященная духу современности и Америке, — «Festina lente», вскоре ее перепечатали и американские газеты.

Она явилась не только очередным свидетельством прочного положения Гамсуна на литературном Олимпе, но и напоминанием о том, что Гамсун считал себя духовным лидером нации, который должен указывать ей путь.

На первый взгляд невероятно, но и Мария продолжала подтверждать свою писательскую репутацию, продолжали выходить в свет ее новые книги. В октябре 1928 года ей исполнилось сорок семь. И вот теперь на книжных полках их дома в Нёрхольме появилась ее пятая книга: «Сельские ребятишки. Ула в городе». В конце ноября 1928-го она получила письмо, в котором супруг выражал бурную радость: «Я видел рекламное объявление о том, что твоя книга вышла тиражом в 5000 экземпляров, для такого рода книжки, написанной для детей или подростков, это дьявольски много. Ведь и меня самого в течение 22 лет издавали первоначальным тиражом в 3000 экземпляров, как было с „Последней радостью“ в Нурланне, и только потом уже дело доходило до 6000…»[350].

вернуться

345

Гамсун — Вальтеру Берендсону от 24.04.1928.

вернуться

346

Гамсун — в «Ланген Мюллер Ферлаг» от 27.04.1928.

вернуться

347

Издательство «ГретлейнФерлаг» — Гамсуну от 21.05.1928 и 18.08.1928, HPA-NBO. Гамсун — в «Гретлейн Ферлаг», черновик от 4.08.1928.

вернуться

348

Гамсун — Рональду Фангену / Фор Верден от 15.01.1929 и Виктору Могенсу / Фор Верден от 26.02.1929.

вернуться

349

Рецензия в «Нью-Йорк Таймс Бук Ревю» от 21.10.1928.

вернуться

350

Гамсун — Марии Гамсун от 26.11.1928.