За полтора дня до поездки Сигрид Стрей в Осло для выступления в Верховном суде она отправила Гамсуну текст своей речи. В ней пункт за пунктом она последовательно излагала свои аргументы в его защиту[511].
Ко всем прочим аргументам она добавила также и разъяснения ответственного сотрудника отдела учета «Национального единства», касающиеся процедуры приема в партию. Он однозначно утверждал, что Гамсун не был членом партии, так как для этого необходимо было пройти четыре определенных этапа. В случае же Гамсуна имелось только одно свидетельство — его анкета. Вывод Стрей был таков, что во время суда над Гамсуном были нарушены некоторые общепринятые юридические нормы. Это относилось и к толкованию законов, и к критериям установления факта членства подсудимого в «Национальном единстве». Гамсун, как установлено, не прошел требуемые по уставу четыре этапа необходимой процедуры.
В пятницу 18 июня 1948 года Сигрид Стрей выступила в Верховном суде. На следующий день речь держал представитель государственного обвинения, в данном случае это был глава Комитета по возмещению нанесенного ущерба. В противоположность Сигрид Стрей в его распоряжении не оказалось каких бы то ни было новых материалов по этому делу. И он предложил пересмотреть первоначально назначенную максимальную сумму возмещения ущерба.
В следующий вторник взволнованная Сигрид Стрей пришла в Верховный суд. Здесь один из судей сообщил ей об окончательно принятом решении. Верховный суд принял решение считать факт членства Гамсуна в «Национальном единстве» доказанным. На вопрос, каково ее мнение на этот счет, она ответила, что разочарована и что Гамсун сочтет такое решение юридическим убийством. Она также была крайне удивлена, что сумма возмещения ущерба, нанесенного семьей Гамсун государству, была уменьшена лишь на 100 000 крон. Когда она попросила уточнить, из чего складывается эта сумма, судья разъяснил ей, что в расчет берется стоимость всего имущества семьи Гамсун.
Когда Гамсуну стал известен приговор, то он телеграфировал Сигрид Стрей: «Не расстраивайтесь. От имени нашего будущего я благодарю Вас за блестящую защиту. Вы разобрались в сути дела и спасли правду. Все остальное вне Вашей власти!»[512]
В тот день, когда Гамсун получил извещение о том, что пять судей Верховного суда Норвегии окончательно признали его виновным, он написал две фразы как последний аккорд той книги, над которой работал в течение последних трех лет: «Иванов день, тысяча девятьсот сорок восьмого года. Сегодня Верховный суд вынес решение, и я заканчиваю свои записки».
Итак, в свои 89 лет он закончил еще одну книгу.
Но издавать ее никто не хотел. Даже Харальд Григ, директор «Гюльдендаля», издательства, где Кнут Гамсун был самым крупным акционером, был против публикации.
Перед Рождеством 1947 года Гамсун переехал в Нёрхольм. Для этого у него были определенные причины. Книга была почти закончена. Марии в Нёрхольме не было, она все еще продолжала отбывать свой тюремный срок. Он решил вступить в борьбу за Нёрхольм. В связи с тем, что название усадьбы непосредственно ассоциировалось с именами самого Гамсуна, Марии и их двух сыновей, оно стало одним из самых выразительных символов нацизма. Предполагалось, что колоссальная сумма, наложенная в качестве штрафа на обоих супругов, неминуемо будет грозить принудительным аукционом, и с усадьбой Нёрхольм как с символом нацизма будет покончено навсегда.
Вот этой-то радости Гамсун и не хотел доставить своим победителям.
В начале зимы 1946 года, выйдя из психиатрической клиники, Гамсун сразу же написал письмо Харальду Григу, в котором содержалась просьба о содействии в решении некоторых экономических вопросов. До войны Григ множество раз оказывал Гамсуну подобную помощь. Причем делал это всегда с готовностью, никогда не забывая заверить Гамсуна в том, что для него всегда огромная радость быть полезным самому выдающемуся автору «Гюльдендаля» и главному акционеру издательства.
Но на этот раз Григ даже не ответил ему сам, перепоручив это управляющему. Тогда Гамсун написал Григу еще одно письмо: «Дорогой Григ, я хотел бы знать, что произошло между нами? Если это не мое „предательство“, то, значит, есть что-то другое. Я не могу понять, что происходит, и был бы благодарен за разъяснение. Я понимаю, что для многих и в Норвегии, и в мире я уже мертв, но вряд ли ты хочешь продемонстрировать мне именно это. Что же это такое? Я с открытой душой спрашиваю, что же все-таки такого я сделал или не сделал?»[513]
511
Текст выступления Сигрид Стрей, высланный Гамсуну 16.06.1948, HPA-NBO. См. также Сигрид Стрей «Мой клиент Кнут Гамсун».