Она служит здесь, в театре, меньше года, и эту возможность получила благодаря Гамсуну, хотя он об этом не знает. И вот сейчас, если она произведет на него впечатление, то ей достанется самая главная роль в ее жизни. И он, как никто, сможет помочь ей стать в этой роли непревзойденной.
Вообще выбрать роль ей помог другой мужчина, с которым она жила в течение пяти лет. Вместе с Доре Лавиком они изучили множество пьес, и она сыграла их героинь в большинстве норвежских городов и кое-где в Швеции и Дании. Она так замечательно играла во время этих гастролей Элину в пьесе «У врат царства», что ее взяли на стажировку в Национальный театр. И теперь ей, возможно, удастся выступить в этой роли на главной сцене страны. Вот почему директор театра решил, что ей следует познакомиться с Гамсуном, прославленным автором, о котором говорили много не только хорошего, но и неприятного.
Когда он поднимался по лестнице, некоторые актрисы вышли ему навстречу. Одна из них, довольно зрелая женщина, склоняет голову набок и произносит:
— Помните ли вы, господин Гамсун, как вы сказали однажды, что у меня такое выразительное лицо?
Гамсун улыбается:
— Нет, что-то не припомню, вероятно, это было очень давно[181].
Кнут Гамсун прокладывает себе путь ко входу в театр. Он спрашивает Марию Лавик.
Шум смолкает, и наконец появляется Мария.
— О Боже, как вы прекрасны, дитя мое!
Все не могут не слышать, что великий писатель приглашает ее в театральное кафе. Им нужно спуститься вниз, они входят в кафе. Это близко, они делают вместе несколько десятков шагов, но эти шаги оказываются судьбоносными.
Она внимательно наблюдала за ним, в то время как он старательно снимал галоши и ставил свою тяжелую трость в угол кафе рядом со столиком, который он облюбовал для них. Она заметила, что он слегка косолап, и это особенно бросалось в глаза, когда он переставлял ноги. Она видела его фотографии, он совсем не походил на них, так же как и на тот образ, который у нее сложился, когда она читала «Пана» или «Викторию»… Она пыталась найти в его облике нечто утонченное, эстетское, но видела лишь силу.
Взгляд его вовсе не был мечтательным, его глаза оказались светлыми с красными прожилками, что могло свидетельствовать о бессонных ночах, муках творчества, кутежах… Его светло-каштановые волосы уже были тронуты сединой, а строгое выражение лица, которое подчеркивали усы, почти не смягчалось, даже когда он улыбался.
Официант принес портвейн, они выпили, он стал веселее, она — смелее.
Она заметила в его глазах насмешливую искорку, когда поведала ему, что считает своим жизненным предназначением театр.
Они просидели в кафе довольно долго, потом он проводил ее через улицу до служебного входа и стоял, не надевая шляпу, пока она не зашла внутрь.
На следующее утро в Национальный театр принесли высокую вазу с красными розами. Эта ваза находилась у привратника, пока не пришла та, которой это все предназначалось. Трепеща от волнения, она стала считать эти розы. Их было двадцать шесть! По числу ее лет!
И никакой карточки!
Позднее в тот же самый день она получила приглашение. Он назначил ей свидание в отеле. Он встретил ее в вестибюле и повел в ресторан, где швейцар распахнул перед ней дверь. Здесь, внутри, было его царство, за одним столом он собрал самых известных критиков страны.
— Царица Савская! — провозгласил он и хлопнул в ладоши.
На ней было платье цвета лесного мха. Самое красивое ее платье. Она была единственной женщиной среди всех мужчин в тот вечер и в последующие. Она не успела опомниться, как ей пришлось осваивать новое амплуа.
В какой-то из тех вечеров она стала принадлежать ему.
После этого мысль о театре отошла у нее на второй план. Она стала задумываться о роли, которую ей предстоит сыграть в жизни.
Ближе к вечеру пришел посыльный из отеля с конвертом для нее. Внутри был листок бумаги, исписанный карандашом. Она начала читать первые слова, написанные им только для нее, теперь, когда после двух безумных недель им предстояло расстаться: «Дорогая моя, Мария, я всецело твой, я люблю тебя всей душой. Слава Богу, что я встретил тебя в своей жизни. Не драматизируй происходящее, наверное, мы найдем способ, чтобы все разрешилось. Мария, моя Мария! Ты такая красивая, ты сама не догадываешься о том, что ты самая прекрасная в мире. Ты — моя принцесса. Я постоянно думаю о тебе, я даже поведал официанту о своей любви, правда, не назвал твоего имени. Как это ужасно — быть дома, где все однообразно. Как было бы хорошо нам убежать куда-нибудь вместе. Ни о чем не тревожься. Как бы то ни было, я — твой»[182].
182
Гамсун — Марии Гамсун от 3.05.1908. Во многих своих письмах к Марии в 1908 году он упоминает об их первом интимном свидании.