Унсет, как и другие оппоненты Гамсуна, утверждала, что осужденные за детоубийство женщины, отбыв заключение, как правило, становятся хорошими людьми. На что Гамсун возразил, что предназначение женщины состоит прежде всего в том, чтобы быть матерью, а не хорошим человеком. «Женщина приходит в этот мир ради материнства»[237].
Гамсун написал эти слова как раз тогда, когда Мария сообщила ему, что ждет третьего ребенка.
Гамсун упорно трудился над продолжением «Детей века», которое получило название «Местечко Сегельфосс». В конце января 1915 года Гамсун сбежал от семьи в маленький городок Харстад. Прошло чуть более недели, и он уже жалуется Марии: «Я еще никогда ранее не был в столь удрученном состоянии. Нельзя сказать, что мне не о чем писать, но я никак не могу начать. В моем сознании мельтешит такое множество персонажей из предыдущей книги, и у меня целые горы заготовок, разных заметок, разговоров и диалогов».
Ситуация была такова, что начинать новую книгу вроде было ни к чему, но и с продолжением старой были сложности: «Материала так невероятно много, что он буквально переполняет меня, и я никак не могу начать. Я каждый день мучаюсь с этим. Но я надеюсь, Всевышний так или иначе поможет мне разрешиться от бремени»[238].
Он размышлял о том, что, вероятно, следует выделить нескольких персонажей из прочих и заняться именно ими, тогда он должен будет держать в поле зрения не столь большое их число.
Через месяц он рассказывал Марии, что работа идет настолько из рук вон плохо, что он дошел прямо-таки до отчаянного состояния. Он работал и днем и ночью, но решительного прорыва не наступало. «Впредь никогда не буду писать продолжение однажды написанной книги. Это убивает. Ведь в „Детях века“ у меня 29 крупных и мелких персонажей, и с ними мне предстоит снова иметь дело. При этом у меня много заготовок, которые меня тянет уничтожить»[239].
Как-то в марте он сообщил ей, что хочет работать дома. Мария тут же предупредила его: она очень боится, что не сможет обеспечить ему полный покой: «Твой переезд сюда будет большой переменой для всех, и я боюсь, что твоя работа может застопориться»[240].
В августе книга была закончена почти наполовину, но он не был уверен, что сумеет завершить ее к Рождеству, одному Богу известно, как это будет, сетовал он датчанину Кристиану Кёнигу, который стал директором филиала «Гюльдендаля» в Кристиании, что он хотел бы избавиться от усадьбы, если бы только издательство согласилось взять ее в счет его долга. На этот вопрос издатель ничего не ответил[241].
В сентябре он отослал половину рукописи в Кристианию. А в октябре уже был виден конец работы. Гамсун превратился в «комок нервов», но был страшно доволен собой: ему оставалось написать еще страниц пятнадцать. В конце месяца он послал телеграмму с названием романа.
В первой неделе ноября он дописал наконец последнюю страницу, на обратной стороне которой с негодованием высказал некоторые претензии издательству. Они были связаны с тем, что на полученном им конверте стояло «Господину писателю».
Он ядовито спросил, неужели письма Ибсену и Бьёрнсону они тоже оснащали таким безликим обращением. «Я, конечно, не сравниваю себя с Ибсеном и Бьёрнсоном, хотя, как мне кажется, мне удалось сделать кое-что такое, что этим господам и не снилось»[242].
Состояние здоровья в это время у него было весьма плачевное. Столичному редактору он рассказывал, что одной рукой он пишет, а другой придерживает электрод на голове. Он лечился статическим электричеством, прошел путь от электрических поясов до некоторых специальных аппаратов, создающих статическое электричество.
«Я уже два года так работаю, настолько плохо у меня с нервами»[243].
А правда заключалась в том, что его работоспособность была невероятной.
Он написал целый ряд статей в норвежские и датские газеты и инициировал две дискуссии.
Количество написанных им писем уже приближалось к двум сотням, некоторые из них были весьма длинные. В своих письмах он настойчиво проводил идею о сверхдержавах и о том, что Англия представляет опасность для Норвегии и других маленьких государств, что Германия должна победить и поставить Англию на колени.
Эстет Гамсун долго ходил в разных городах по книжным магазинам в поисках красивого календаря, красивого настолько, чтобы он был достоин украсить гостиную в Скугхейме. Не найдя такового, вернувшись домой, он сделал его сам и даже изготовил обрамление к нему. Теперь у него были средства, и он мог позволить себе покупать у друзей-художников созданные ими произведения: картины и скульптуры.
237
Сигрид Унсет в норвежской «Моргенбладет» от 18.02.1915. Гамсун в норвежской «Моргенбладет» от 4.03.1915. Дискуссия по проблеме детоубийства.