Как его имя?
— Саид-Эфенди.
А та ваша поэма, о чтении которой вы рассказали, как называется?
— «Живой свидетель». Она ещё не переведена. И вряд ли в ближайшее время будет переведена. Сейчас с этим трудно… Я нынче в таком состоянии… Всё внимание властей сосредоточено на Расула Гамзатова. Он, и больше никто и нигде быть не должен.
Но он же умер уже…
— Оказывается, есть такая порода змей: когда ей отрубишь голову от туловища, эту голову нужно очень тщательно уничтожать, иначе она способна ещё несколько дней, будучи уже мёртвой, кусать людей. Я слышал такое, специально читал, какие мероприятия нужно предпринимать при захоронении…
Есть такое выражение: о покойном либо хорошо, либо никак. Но в одной религиозной книге я отыскал, что это совершенно неверное представление. Потому что если человек занимался нехорошими делами в этой жизни, надо ему в лицо сказать об этом. И можно даже после смерти. Потому что, хотя он сам умер, яд, который он оставил, работает. Понимаете? Яд работает…
Но, если говорить о поэзии как таковой, Расул Гамзатов — это явление аварской и, если дальше говорить, мировой поэзии? Или, как считают некоторые представители русской интеллигенции, Гамзатов был сделан русскими переводчиками? Интересна ваша точка зрения, как знатока аварского языка. Вы видели и то, что Гамзатов сделал на аварском языке, и видели переводы его на русский.
— Я всё это очень хорошо видел. Вы знаете, с этим человек мне пришлось рука об руку сорок лет работать, и не знать Гамзатова я в любом случае не мог. Это очень сложный человек, потому что за его спиной стояли не только Дагестан, Россия, но вся советская система… И попробуй его тронь! И он отлично это знал. В 91-ом или 92-м году я написал открытое письмо Расулу Гамзатову о том, что выхожу из Союза писателей. Это, конечно, его привело в не очень хорошее состояние. Я ушёл и больше не вернулся. Как возвышающийся человек он подбирал уток в поэзии, которые чуть-чуть плавают, чуть-чуть бегают, чуть-чуть летают. И вся литература была передана им. Это была его очень умная, дьявольская политика: он должен был летать, чтобы никого не было рядом. Так что мне могут приписывать зависть к нему, но на самом деле никакой зависти нет. А он всю жизнь мне завидовал. Он хорошо понимал, что рано или поздно ситуация поменяется. Ну, на чём он сейчас держится? Смотрите, издаются книги, и издаются они не как-нибудь, а в роскошном виде, невероятно богато. Государство оплачивает это. Приезжают из Москвы и из других республик какие-то делегации, и там, как сувенир, эти книги раздаривают. А на самом деле, между нами говоря, никто его поэзией уже не интересуется. Что касается вашего вопроса, я прямо скажу: Гамзатов на аварском языке для меня не звучит. Может, для кого-то и звучит…
А кто для вас на аварском языке звучит. Какие поэты или прозаики?
— На аварском языке — это поэты XVII, XVIII, XIX веков. Махмут из Кахаб-Росо, Чайка…
— А в двадцатом веке на аварском языке кто для вас является серьёзной величиной?
— Я мог бы назвать отца Расула Гамзатова — Гамзата Цадасу — величиной. У него настолько богатый, сочный поэтический язык. Пленительный, чистый аварский… Так что своим языком он заслужил уважения.
Но на самом деле у Гамзата Цадасы нет ни одного такого выдающегося произведения, которое мы могли бы предъявить перед читателем в качестве достижения.
Тогда правильно ли будет сказать (не потому что мы сейчас с вами беседуем, а исходя из оценок разных специалистов), что на аварском языке, если брать современную поэзию, по сути есть только одна величина — Адалло?
— … Я об этом не думал ещё… А, может, так и есть? (улыбается)
Знаете, несмотря на то, что я всю жизнь занимаюсь поэзией, её силу, мощь я только в последнее время понял. Потому что я увидел, что поэзия начала опускаться, размягчаться, и вместе с этим и народ идёт всё ниже и ниже, а если бы у нас были такие поэты, как в XIX, XVIII веке, знаете, как поднялся бы дух народа! Я пришёл к убеждению, что народ воспитывает единственно — поэзия. И больше ничто. Когда поэзия падает — падают и нравы, падает всё, что считается возвышенным. А поэзия советского периода, вы же знаете… Знаете?! Она обогащать духовную сторону человека не могла. Что я хочу сказать? Поэзия почти сто лет занималась создание идолов.
Вы имеете в виду советское время?
— Да. Как, например, мусульманин до пророка Мухаммеда: идёт в лес, рубит дерево, берёт какой-то там кусочек дерева, делает из него топором что-то человекоподобное, ставит и говорит: «Это мой бог». Встаёт перед ним на колени и просит: «Дай мне то, дай мне это… ». Понимаете? Поэзия советского периода — это была поэзия идолов. Пустых и ненужных. И поэтому она испарилась. Я имею в виду не российскую, не кумыкскую и не украинскую, а только аварскую поэзию. Ничего запоминающего от советского периода не осталось.