Проходя мимо, молодая девушка услышала шорох плаща и тяжелое, прерывистое дыхание.
— Боже!.. — вскричала она.
Орденер кинулся к ней; одною рукою поддержав молодую девушку, он другою тщетно пытался удержать ночник, который выскользнул у нее из рук и потух.
— Это я, — нежно шепнул он.
— Орденер! — вскричала молодая девушка, когда звук голоса, которого она не слыхала целый год, коснулся ее слуха.
Луна, выглянувшая из-за облаков, осветила радостное лицо прекрасной девушки. Робко и застенчиво освободившись из рук молодого человека, она сказала:
— Это господин Орденер?
— Это он, графиня Этель…
— Зачем вы называете меня графиней?
— Зачем вы зовете меня господин?
Молодая девушка замолчала и улыбнулась; молодой человек замолчал и вздохнул.
Этель первая прервала молчание:
— Каким образом очутились вы здесь?
— Простите, если мое присутствие огорчает вас. Мне необходимо было переговорить с графом, вашим отцом.
— И так, — сказала Этель взволнованным тоном, — вы приехали сюда только для батюшки?
Орденер потупил голову: этот вопрос показался ему слишком жестоким.
— Без сомнение, вы уже давно находитесь в Дронтгейме, — продолжала молодая девушка укоризненным тоном, — ваше отсутствие из этого замка не казалось для вас продолжительным.
Орденер, уязвленный до глубины души, не отвечал ни слова.
— Я одобряю вас, — продолжала узница голосом, дрожавшим от гнева и печали, — но, — добавила она несколько надменно, — надеюсь, что вы не слыхали моих молитв.
— Графиня, — отвечал наконец молодой человек, — я их слышал.
— Ах, господин Орденер, нехорошо подслушивать таким образом.
— Я вас не подслушивал, благородная графиня, — тихо возразил Орденер, — я вас слышал.
— Я молилась за отца, — продолжала молодая девушка, не спуская с него пристального взора и как бы ожидая ответа на эти простые слова.
Орденер хранил молчание.
— Я также молилась, — продолжала она, с беспокойством следя, какое действие производят на него ее слова, — я также молилась за человека, носящего ваше имя, за сына вице-короля, графа Гульденлью. Надо молиться за всех, даже за врагов наших.
Этель покраснела, чувствуя, что сказала ложь; но она была раздражена против молодого человека и думала, что назвала его в своих молитвах, тогда как назвала его лишь в своем сердце.
— Орденер Гульденлью очень несчастлив, благородная графиня, если вы считаете его в числе ваших врагов; но в то же время он слишком счастлив, занимая место в ваших молитвах.
— О! Нет, — сказала Этель, смущенная и испуганная холодностью молодого человека, — нет, я не молилась за него… Я не знаю, что я делала, что я делаю. Я ненавижу сына вице-короля, я его не знаю. Не смотрите на меня так сурово: разве я вас оскорбила? Неужели вы не можете простить бедной узнице, вы, который проводит жизнь подле какой-нибудь прекрасной благородной женщины, такой же свободной и счастливой как и вы!..
— Я, графиня!.. — вскричал Орденер.
Этель залилась слезами; молодой человек кинулся к ее ногам.
— Разве вы не говорили мне, — продолжала она, улыбаясь сквозь слезы, — что ваше отсутствие не казалось вам продолжительным?
— Кто? Я, графиня?
— Не называйте меня таким образом, — тихо сказала она, — теперь я ни для кого уже не графиня, и тем более для вас…
Орденер с живостью поднялся на ноги и не мог удержаться, чтобы в страстном порыве не прижать к своей груди молодую девушку.
— О! Моя обожаемая Этель, называй меня твоим Орденером!.. — вскричал он, останавливая свой пламенный взор на заплаканных глазах Этели. — Скажи, ты любишь меня?..
Ответа молодой девушки не было слышно, так как Орденер, вне себя от восторга, сорвал с ее губ вместе с ответом эту первую ласку, этот священный поцелуй, которого пред лицем Всевышнего достаточно для того, чтобы соединить на веки два любящие существа.
Оба остались безмолвны, находясь в одном из тех торжественных моментов, столь редких и столь кратких на земле, когда душа как бы вкушает нечто из небесного блаженства. В эти неизъяснимые мгновение две души беседуют между собою на языке, понятном только для них одних; тогда все человеческое молчит, и два невещественные существа таинственным образом соединяются на всю жизнь в этом мире и на веки в будущем.