Между тѣмъ, офицеръ съ бѣлымъ знаменемъ, пройдя половину разстоянія между обоими отрядами, остановился и сопровождавшій его трубачъ трижды затрубилъ въ рогъ. Тогда офицеръ закричалъ громкимъ голосомъ, такъ чтобы горцы могли разслышать его, не смотря на возраставшій шумъ битвы, которая все еще продолжалась въ горныхъ ущельяхъ:
— Именемъ короля объявляю прощеніе тѣмъ мятежникамъ, которые положатъ оружіе и выдадутъ зачинщиковъ правосудію его величества!
Лишь только парламентеръ умолкъ, какъ изъ за сосѣдняго куста прогремѣлъ выстрѣлъ. Раненый офицеръ зашатался, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, поднялъ знамя и упалъ съ крикомъ: «Измѣна…!»
Никто не зналъ чья рука направила этотъ роковой выстрѣлъ…
— Измѣна! Предательство! — повторилъ батальонъ стрѣлковъ, внѣ себя отъ ярости.
Страшный залпъ ружей грянулъ въ горцевъ.
— Измѣна! — подхватили въ свою очередь горцы, освирѣпѣвшiе при видѣ падавшихъ отъ пуль товарищей.
Общая перестрѣлка завязалась въ отвѣтъ на неожиданный залпъ королевскихъ стрѣлковъ.
— Впередъ, ребята! Смерть подлымъ измѣнникамъ; смерть! — кричали офицеры стрѣлковаго баталіона.
— Бей измѣнниковъ! — подхватили горцы.
Противники устремились другъ на друга съ обнаженными саблями, два отряда съ оглушительнымъ стукомъ оружія и криками сошлись почти на трупѣ злополучнаго офицера.
Ряды ихъ, врѣзавшись одинъ въ другой, смѣшались. Предводители бунтовщиковъ, королевскіе офицеры, солдаты, горцы, всѣ безъ разбора сталкивались, схватывались, тѣснили другъ друга, какъ двѣ стаи голодныхъ тигровъ, встрѣтившихся въ пустынѣ. Длинныя копья, штыки, бердыши оказались безполезными; одни лишь сабли и топоры сверкали надъ головами и многіе изъ сражавшихся, очутившись лицомъ къ лицу могли пустить въ ходъ только кинжалъ или зубы.
И стрѣлковъ, и горцевъ наравнѣ охватило бѣшенство и негодованіе; крики измѣна! мщеніе! слились въ общемъ гулѣ. Схватка достигла такого ожесточенія, что всякій предпочиталъ смерть невѣдомаго врага своей собственной жизни и равнодушно ступалъ по грудамъ раненыхъ и мертвыхъ, среди которыхъ умирающiй собиралъ свои послѣднія силы, чтобы укусить врага, попиравшаго его ногами.
Въ эту минуту малорослый человѣкъ, котораго многіе изъ сражавшихся, ослѣпленные дымомъ и кровавыми парами, приняли сперва за дикое животное, судя по одеждѣ изъ звѣриныхъ кожъ, съ страшнымъ хохотомъ и радостнымъ воемъ кинулся въ средину кровопролитной схватки.
Никто не зналъ, откуда онъ явился, чью сторону держалъ, и его каменный топоръ, не разбирая жертвъ, съ одинаковой силой дробилъ черепъ мятежника и распарывалъ животъ солдата. Однако, казалось, что онъ предпочтительно истреблялъ мункгольмскихъ стрѣлковъ. Всѣ разступались передъ нимъ; какъ злой духъ носился онъ въ схваткѣ и его окровавленный топоръ беспрерывно вращался вокругъ него, разбрасывая во всѣ стороны клочки мяса, оторванные члены, раздробленныя кости. Подобно прочимъ онъ тоже кричалъ: мщеніе! бормоталъ странныя слова, между которыми то и дѣло повторялось имя Жилль. Этотъ грозный незнакомецъ чувствовалъ себя въ пылу рѣзни какъ на празднествѣ.
Какой-то горецъ, на которомъ остановился его убійственный взглядъ, упалъ къ ногамъ великана, обманувшаго всѣ надежды Кеннибола, крича:
— Ганъ Исландецъ, спаси меня!
— Ганъ Исландецъ! — повторилъ малорослый.
Онъ приблизился къ великану.
— Такъ это ты Ганъ Исландецъ? — спросилъ онъ.
Великанъ вмѣсто отвѣта замахнулся своимъ желѣзнымъ топоромъ. Малорослый отступилъ и лезвіе, пролетѣвъ, раскроило черепъ несчастнаго, взывавшего къ великану о помощи.
Незнакомецъ захохоталъ.
— О! о! Клянусь Ингольфомъ! Я считалъ Гана Исландца болѣе ловкимъ.
— Вотъ какъ Ганъ Исландецъ спасаетъ умоляющихъ его! — сказалъ великанъ.
— Ты правъ.
— Два грозныхъ противника яростно ринулись другъ на друга. Желѣзный топоръ встрѣтился съ каменной сѣкирой и стукнулся съ такой силой, что оба лезвія разлетѣлись вдребезги.
Быстрѣе мысли обезоруженный малорослый схватилъ валявшуюся на землѣ тяжелую дубину и, увернувшись отъ великана, который нагнулся, чтобы схватить его руками, нанесъ страшный ударъ по лбу своего колоссальнаго противника.
Съ глухимъ крикомъ великанъ повалился на землю. Съ бѣшенной радостью торжествующій малорослый сталъ топтать его ногами.
— Ты носилъ имя не по себѣ, - пробормоталъ онъ, и, размахивая своей побѣдоносной дубиной, бросился за новыми жертвами.
Великанъ не былъ мертвъ. Страшный ударъ оглушилъ его и безъ чувствъ повергъ на землю. Когда онъ сталъ открывать глаза и сдѣлалъ слабое движеніе, одинъ изъ стрѣлковъ замѣтилъ его и бросился къ нему съ крикомъ: