Получивъ утвердительный отвѣтъ, объявилъ, что награда присуждается солдату.
— Стой! — вскричалъ малорослый: — Господинъ президентъ, по рѣшенію главнаго синдика, награда эта принадлежитъ лишь тому, кто доставитъ Гана Исландца.
— Ну такъ что же? — спросили судьи.
Малорослый обратился къ великану.
— А то, что этотъ человѣкъ не Ганъ Исландецъ.
Ропотъ изумленія пронесся въ толпѣ зрителей. Президентъ и секретарь безпокойно переглянулись.
— Да, — настойчиво продолжалъ малорослый: — деньги не принадлежатъ проклятому мункгольмскому стрѣлку, потому что этотъ человѣкъ не Ганъ Исландецъ.
— Алебардщики, — приказалъ предсѣдатель: — выведите этого безумца, онъ сошелъ съ ума.
Епископъ вмѣшался.
— Позволю себѣ замѣтить, уважаемый господинъ предсѣдатель, что, отказываясь выслушать этого человѣка, мы можемъ лишить осужденнаго послѣдней надежды на спасеніе. Я требую, напротивъ, чтобы очная ставка продолжалась.
— Досточтимый епископъ, трибуналъ уважитъ ваше ходатайство, — отвѣтилъ предсѣдатель. — Ты назвался Ганомъ Исландцемъ, — продолжалъ онъ, обратившись къ великану: — подтвердишь ли ты передъ смертью свое признаніе?
— Подтверждаю, я Ганъ Исландецъ, — отвѣчалъ подсудимый.
— Вы слышите, ваше преосвященство?
Въ эту минуту малорослый закричалъ:
— Ты лжешь, кольскій горецъ, ты лжешь! Не носи имени, которое раздавитъ тебя; вспомни, что оно уже чуть-чуть тебя не погубило.
— Я Ганъ Исландецъ, родомъ изъ Клипстадура, — повторилъ великанъ, безсмысленно уставившись на секретаря.
Малорослый приблизился къ мункгольмскому стрѣлку, который, подобно остальнымъ зрителямъ, съ интересомъ слѣдилъ за ходомъ препирательства.
— Кольскій горецъ, говорятъ, что Ганъ Исландецъ пьетъ человѣческую кровь. Если ты, дѣйствительно, Ганъ, на, пей ее!
Съ этими словами откинувъ свой рогожный плащъ, онъ вонзилъ кинжалъ въ сердце стрѣлка и кинулъ его бездыханное тѣло къ ногамъ великана.
Крикъ испуга и ужаса огласилъ своды залы. Стража, окружавшая великана, невольно отступила назадъ. Малорослый быстрѣе молніи кинулся на беззащитнаго горца и новымъ взмахомъ кинжала свалилъ его на трупъ солдата. Затѣмъ, скинувъ свой рогожный плащъ, сорвавъ парикъ и накладную бороду, онъ обнажилъ свои жилистые члены, покрытые отвратительными отрепьями звѣриныхъ шкуръ, и лицо, распространившее между зрителями большій ужасъ, чѣмъ окровавленный кинжалъ, страшное лезвее котораго онъ занесъ надъ своими жертвами.
— Ну, судьи, кто изъ насъ Ганъ Исландецъ?
— Стражи, схватите чудовище! — закричалъ перепуганный предсѣдатель.
Малорослый кинулъ свой кинжалъ на полъ.
— Теперь онъ для меня безполезенъ, здѣсь больше нѣтъ мункгольсмкихъ стрѣлковъ.
Съ этими словами онъ безъ сопротивленія отдался въ руки алебардщиковъ и полицейскихъ, которые толпились вокругъ него, какъ будто готовясь на приступъ къ городу. Чудовище приковано было къ скамьѣ подсудимыхъ, а обѣ жертвы, изъ которыхъ одна еще дышала, были вынесены на носилкахъ.
Невозможно описать разнообразныхъ ощущеній ужаса, изумленія и негодованія, которыя въ продолженіе описанной страшной сцены волновали народъ, стражу и судей. Но когда разбойникъ спокойно сѣлъ на роковую скамью, любопытство взяло верхъ надъ прочими ощущеніями и воцарилась полная тишина.
Почтенный епископъ поднялся съ своего сѣдалища.
— Господа судьи, — началъ онъ.
Разбойникъ перебилъ его:
— Дронтгеймскій епископъ, я Ганъ Исландецъ, не трудитесь защищать меня.
Секретарь всталъ въ свою очередь.
— Господинъ предсѣдатель…
Чудовище перебило и его:
— Секретарь, я Ганъ Исландецъ, не трудись обвинять меня.
Весь въ крови, онъ окинулъ свирѣпымъ, смѣлымъ взоромъ трибуналъ, стражу и толпу зрителей, и можно сказать всѣ эти люди вздрогнули отъ испуга при одномъ взглядѣ этого безоружнаго, скованнаго человѣка.
— Слушайте, судьи, и не ждите отъ меня длинныхъ разсужденій. Я Клипстадурскій демонъ. Моя мать — старая Исландія, островъ огнедышащихъ горъ. Нѣкогда она была только горою, но ее раздавилъ великанъ, который, падая съ неба, оперся рукой на ея вершину. Мнѣ нѣтъ нужды разсказывать вамъ про себя; я потомокъ Ингольфа Истребителя и во мнѣ воплотился его духъ. Я убивалъ и поджигалъ болѣе, чѣмъ вы въ свою жизнь произнесли несправедливыхъ приговоровъ. У меня есть тайна съ канцлеромъ Алефельдомъ… Я съ удовольствіемъ выпилъ бы всю кровь, текущую въ вашихъ жилахъ. Во мнѣ врождена ненависть къ людямъ, мое призваніе всячески вредить имъ. Полковникъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ, это я извѣстилъ тебя о проходѣ рудокоповъ черезъ ущелье Чернаго Столба, увѣренный, что ты перебьешь тамъ массу народа; это я истребилъ цѣлый баталіонъ твоего полка, кидая въ него обломки скалъ. Я мстилъ за моего сына… Теперь, судьи, сынъ мой умеръ и я пришелъ сюда искать смерти. Духъ Ингольфа тяготитъ меня, такъ какъ я одинъ ношу его и, не имѣя наслѣдника, мнѣ некому передать его. Мнѣ надоѣла жизнь, потому что она не можетъ служить примѣромъ и урокомъ потомку. Довольно насытился я кровью; больше не хочу… А теперь я вашъ, вы можете пить мою кровь.