— Ты должно быть хочешь, чтобы я познакомилъ тебя съ сномъ, еще болѣе крѣпкимъ.
Лицо Спіагудри изобразило гримасу ужаса, которая одна была смѣшнѣе его веселыхъ гримасъ.
— Это что такое? — продолжалъ малорослый человѣкъ: — Что съ тобою творится? Можетъ быть тебѣ не нравится мое посѣщеніе?
— О! Повелитель и государь мой, — простоналъ старикъ: — что можетъ быть пріятнѣе для меня лицезрѣнія вашего превосходительства?
Усиліе, съ какимъ онъ пытался придать своей испуганной физіономіи радостное выраженіе, разсмѣшило-бы даже мертвеца.
— Старая безхвостая лисица, мое превосходительство приказываетъ тебѣ принести сюда одежду Жилля Стадта.
При этомъ имени на свирѣпомъ, насмѣшливомъ лицѣ малорослаго незнакомца появилось выраженіе мрачной тоски.
— О! Повелитель мой, простите меня, но это невозможно, — отвѣчалъ Спіагудри: — Вашей свѣтлости извѣстно, что мы обязаны доставлять въ королевскую казну пожитки умершихъ рудокоповъ, такъ какъ король наслѣдуетъ имъ въ качествѣ опекуна.
Малорослый человѣкъ обернулся къ трупу, скрестилъ руки на груди и произнесъ глухимъ голосомъ:
— Онъ правъ. Эти несчастные рудокопы похожи на гагу [6]. Имъ дѣлаютъ гнѣзда, чтобы потомъ воспользоваться ихъ пухомъ.
Поднявъ на руки трупъ и сильно прижавъ его къ своей груди, онъ испустилъ дикій крикъ любви и горести, подобный ворчанію медвѣдя, ласкающаго своего дѣтеныша. Къ этимъ безсвязнымъ звукамъ примѣшивались иногда слова на какомъ-то нарѣчіи, непонятномъ для Спіагудри.
Снова опустивъ трупъ на гранитную плиту, онъ обратился къ смотрителю Спладгеста:
— Извѣстно тебѣ, проклятый колдунъ, имя солдата, родившагося подъ злосчастной звѣздою и котораго эта женщина имѣла несчастіе предпочесть Жиллю?
Съ этими словами онъ толкнулъ холодные останки Гутъ Стерсенъ.
Спіагудри отрицательно покачалъ головой.
— Ну, клянусь топоромъ Ингольфа, родоначальника моего поколѣнія, я сотру съ лица земли всѣхъ, носящихъ этотъ мундиръ, — вскричалъ онъ, указывая на одежду офицера: — Тотъ, кому я хочу отомстить, попадется въ числѣ ихъ. Я сожгу цѣлый лѣсъ, чтобы уничтожить растущій въ немъ ядовитый кустарникъ. Въ этомъ поклялся я въ день смерти Жилля и уже доставилъ ему товарища, который долженъ развеселить его трупъ… О, Жилль! Ты лежишь теперь здѣсь безсильный, бездыханный, когда такъ недавно ты настигалъ тюленя вплавь, серну на бѣгу, задушилъ въ борьбѣ медвѣдя Кольскихъ горъ. Ты теперь недвижимъ, между тѣмъ какъ въ одинъ день пробѣгалъ Дронтгеймскій округъ, отъ Оркеля до Сміазенскаго озера, взбирался на вершины Дофрфильда подобно бѣлкѣ, карабкающейся на дубъ. Ты теперь нѣмъ, Жилль, а давно ли своимъ пѣніемъ заглушалъ раскаты грома, стоя на бурныхъ утесахъ Конгсберга. О, Жилль! Напрасно засыпалъ я для тебя шахты Фарöрскія, напрасно поджогъ Дронтгеймскій соборъ. Всѣ старанія мои пошли прахомъ, мнѣ не суждено было видѣть въ тебѣ продолженіе поколѣнія дѣтей Исландіи, потомства Ингольфа Истребителя. Ты не наслѣдуешь моего каменнаго топора, напротивъ, ты завѣщалъ мнѣ свой черепъ, чтобы отнынѣ я пилъ изъ него морскую воду и человѣческую кровь.
Съ этими словами, схвативъ голову трупа, онъ закричалъ:
— Спіагудри, помоги мнѣ!
Сбросивъ перчатки, онъ обнажилъ свои широкія руки, вооруженныя длинными ногтями, крѣпкими и загнутыми, какъ у краснаго звѣря.
Спіагудри, увидѣвъ, что онъ уже готовъ былъ сорвать саблей черепъ трупа, вскричалъ съ ужасомъ, котораго не могъ подавить:
— Праведный Боже! Повелитель мой!.. Мертваго!..
— Что же, — спокойно возразилъ малорослый незнакомецъ: — ты предпочитаешь, чтобы этотъ клинокъ вонзился въ живаго?
— О! Дозвольте мнѣ умолять ваши рыцарскія чувства… Развѣ можетъ ваша честь рѣшиться на такое святотатство?.. Ваше превосходительство… Государь мой, ваша свѣтлость не захочетъ…
— Скоро ли ты кончишь? Развѣ нужны мнѣ эти титулы, живой скелетъ, чтобы убѣдиться въ твоемъ глубокомъ уваженіи къ моей саблѣ.
— Именемъ святаго Вальдемара, святаго Усуфа, святаго Госпиція, заклинаю васъ, пощадите мертвеца!..
— Помоги мнѣ и не толкуй дьяволу про святыхъ.
— Государь мой, — продолжалъ Спіагудри умоляющимъ тономъ: — ради вашего знаменитаго предка, святаго Ингольфа!..
— Ингольфъ Истребитель былъ такой же отверженный, какъ и я.
— Заклинаю васъ небомъ, — простоналъ старикъ, падая передъ нимъ ницъ: — не навлекайте на себя его гнѣва.
Малорослый незнакомецъ вышелъ изъ терпѣнія. Его тусклые сѣрые глаза горѣли какъ два раскаленныхъ угля.
6
Чтобы добыть гагачій пухъ, норвежскіе крестьяне дѣлаютъ для птицъ гнѣзда, въ которыхъ потомъ ихъ ловятъ и ощипываютъ.