— Старикъ, — продолжалъ Орденеръ грознымъ голосомъ: — неужели ты такъ далекъ отъ смерти, что рѣшаешься издѣваться надъ нею! Неужели, несчастный, ты думаешь, что живые не съумѣютъ заставить тебя уважать мертвыхъ!
— О! — вскричалъ злополучный смотритель: — Сжальтесь надо мною, я не виноватъ!.. Если бы вы только знали!..
Онъ вдругъ замолчалъ, вспомнивъ слова малорослаго человѣка: Будь вѣренъ и нѣмъ.
— Не видали ли вы кого-нибудь, проскользнувшаго въ это отверстіе? — спросилъ онъ слабымъ голосомъ.
— Да, это твой сообщникъ?
— Нѣтъ, это преступникъ, единственный преступникъ, клянусь вамъ всѣми муками ада, всѣми блаженствами неба, даже этимъ столь недостойно поруганнымъ тѣломъ!..
Съ этими словами онъ бросился къ ногамъ Орденера.
Несмотря на всю гнусность Спіагудри, его отчаяніе, его протесты звучали такъ правдиво, что молодой человѣкъ былъ убѣжденъ.
— Встань, старикъ, — сказалъ онъ: — если ты не издѣвался надъ смертью, не унижай по крайней мѣрѣ старости.
Спіагудри поднялся на ноги, Орденеръ продолжалъ:
— Кто же виновникъ?
— О! Не спрашивайте, милостивый господинъ, вы не знаете, о комъ говорите! Не спрашивайте! — вскричалъ Спіагудри, внутренно повторяя про себя: Будъ вѣренъ и нѣмъ.
— Кто преступникъ? Я хочу знать его имя, — холодно возразилъ Орденеръ.
— Заклинаю васъ именемъ неба, милостивый господинъ! Не спрашивайте о немъ, страхъ…
— Страхъ не заставитъ меня молчать, скорѣе онъ заставитъ тебя говорить.
— Простите меня, — простоналъ Спіагудри, внѣ себя отъ отчаянія: — я не могу…
— Можешь, если я того хочу. Назови мнѣ имя святотатца.
Спіагудри попытался еще разъ увильнуть.
— Милостивый господинъ, человѣкъ, надругавшійся надъ трупомъ — убійца этого офицера.
— Такъ этотъ офицеръ былъ убитъ? — спросилъ Орденеръ, вспомнивъ при этихъ словахъ цѣль своего посѣщенія.
— Безъ сомнѣнія.
— Но кѣмъ? кѣмъ?
— Во имя святой, которую призывала ваша мать, рождая васъ на свѣтъ, не старайтесь узнать это имя, не принуждайте меня открывать его.
— Старикъ, твои слова только увеличиваютъ мое любопытство. Я приказываю тебе назвать этого злодѣя.
— Ну, — вскричалъ Спіагудри: — посмотрите на эти глубокіе слѣды на тѣлѣ несчастнаго длинными, кривыми ногтями… Они назовутъ вамъ убійцу.
Съ этими словами старикъ указалъ Орденеру длинныя глубокія царапины на голомъ обмытомъ трупѣ.
— Какъ! — вскричалъ Орденеръ: — неужели красный звѣрь?..
— Нѣтъ.
— Но если это не дьяволъ…
— Шш, не спѣшите угадывать. Неужели вамъ не приходилось слышать, — продолжалъ смотритель, понизивъ голосъ: — о человѣкѣ, или чудовищѣ во образѣ человѣческомъ, ногти котораго такъ же длинны какъ у Астарота, который насъ погубилъ, или у Антихриста, который насъ погубитъ?..
— Говори яснѣе.
— Горе! Гласитъ Апокалипсисъ…
— Я спрашиваю у тебя имя убійцы.
— Убійцы… имя… милостивый господинъ, сжальтесь надо мною, пожалѣйте себя.
— Вторая изъ этихъ просьбъ уничтожила бы первую, если бы даже не было у меня серьезныхъ причинъ вырвать у тебя это имя. Не испытывай далѣе…
— Хорошо, вы сами того хотѣли, молодой человѣкъ, — вскричалъ Спіагудри громкимъ голосомъ, выпрямляясь: — этотъ преступникъ, этотъ святотатецъ — Ганъ Исландецъ.
Орденеру было извѣстно это страшное имя.
— Какъ! — вскричалъ онъ: — Ганъ! Этотъ гнусный бандитъ!
— Не называйте его бандитомъ, онъ дѣйствуетъ всегда одинъ.
— Но, несчастный, почему ты знаешь его? Какія преступленія сблизили васъ другъ съ другомъ?
— О! Благородный господинъ, не вѣрьте наружности. Развѣ дубъ становится ядовитымъ, когда змѣя укроется въ его листвѣ?
— Довольно болтовни! Злодѣй имѣетъ друга только въ сообщникѣ.
— Я совсѣмъ не другъ его, а тѣмъ менѣе сообщникъ. Если мои клятвы не были для васъ убѣдительны, вспомните, что это гнусное преступленіе подвергнетъ меня черезъ двадцать четыре часа, когда придутъ хоронить трупъ Жилля Стадта, наказанію за святотатство. Въ такомъ ужасномъ положеніи врядъ-ли когда находился невинный!
Эти доводы личной отвѣтственности показались Орденеру убѣдительнѣе умоляющихъ возгласовъ несчастнаго смотрителя. Эти доводы вѣроятно въ значительной степени воодушевляли его, въ его патетическомъ, хотя и безполезномъ сопротивленіи святотатству малорослаго человѣка.
Орденеръ на минуту погрузился въ размышленіе, между тѣмъ какъ Спіагудри пытался прочесть на его лицѣ возвѣщаетъ ли эта тишина миръ или угрожаетъ бурей.