— Да ободритесь же, старина. Вы видите, что господа священнослужители и я славные малые. Повѣдайте намъ кто вы такой и кто вашъ молодой молчаливый спутникъ. Потолкуемъ немного и познакомимся. Если ваши рѣчи подтвердятъ то, что обѣщаетъ ваша наружность, вы должно быть весельчакъ большой руки.
— Вы шутите, — сказалъ смотритель Спладгеста, искрививъ губы, показывая зубы и скосивъ глазъ, чтобы изобразить улыбку: — я не болѣе какъ бѣдный старый…
— Старый ученый, старый колдунъ, — насмѣшливо перебилъ его палачъ.
— О! милостивый государь, ученый, но не колдунъ.
— Тѣмъ хуже, колдунъ дополнилъ бы нашъ веселый синедріонъ… Ну, гости, выпьемъ, чтобъ развязать языкъ стараго ученаго, который позабавитъ нашу компанію. За здоровье нашего висѣльника, братъ проповѣдникъ! Что это! Отецъ отшельникъ, вы отказываетесь отъ моего пива!
Отшельникъ дѣйствительно вынулъ изъ за пазухи большую тыквенную бутылку съ чистой водой и наполнилъ ею стаканъ.
— Чортъ возьми! Линрасскій отшельникъ, — вскричалъ палачъ: — если вы не хотите отвѣдать моего пива, я отвѣдаю этой воды, которую вы предпочитаете пиву.
— Изволь, — отвѣтилъ отшельникъ.
— Снимите сперва вашу перчатку, почтенный братъ, возразилъ палачъ: — пить даютъ только голой рукой.
Отшельникъ отрицательно покачалъ головой.
— Это обѣтъ, — сказалъ онъ.
— Ну, наливайте, — согласился палачъ.
Поднеся стаканъ къ губамъ, Оругиксъ поспѣшно оттолкнулъ его, между тѣмъ какъ отшельникъ опорожнилъ свой однимъ глоткомъ.
— Клянусь чашей Христа, почтенный отшельникъ, что это за адская жидкость? Я не пробовалъ ничего подобнаго съ тѣхъ поръ, какъ чуть не утонулъ, плывя изъ Копенгагена въ Дронтгеймъ. Воля ваша, это не вода Линрасскаго источника; это морская вода…
— Морская вода! — повторилъ Спіагудри съ испугомъ, который росъ при видѣ перчатокъ отшельника.
— Ну такъ что же, — спросилъ палачъ, съ хохотомъ обращаясь къ нему: — все тревожитъ васъ здѣсь, мой старый Авесаломъ, даже питье святаго отшельника, умерщвляющаго свою плоть.
— О! Нѣтъ, хозяинъ… Но морская вода!.. Только одинъ человѣкъ…
— Ну, вы не знаете что сказать, господинъ ученый, ваше смущеніе свідѣтельствуетъ или о нечистой совѣсти, или о презрѣніи…
Слова эти, произнесенныя съ досадой, заставили Спіагудри преодолѣть свой страхъ. Желая польстить своему страшному собесѣднику, онъ призвалъ на помощь свою обширную память и собралъ послѣдніе остатки храбрости.
— Мнѣ презирать васъ, милостивый государь! Васъ, одно присутствіе котораго въ этомъ округѣ доставляетъ ему merum іmperіum [13]! Васъ, исполнителя, мечъ общественнаго правосудія, щитъ невинности! Васъ, котораго Аристотель въ шестой книгѣ, въ послѣдней главѣ своей Политики помѣстилъ въ число членовъ судейскаго сословія, и которому Парисъ де-Путео въ трактатѣ своемъ Dе Sуndісо, опредѣлилъ окладъ жалованья въ пять золотыхъ экю, о чемъ свидѣтельствуетъ слѣдующее мѣсто: Quinque аurеоs mаnіѵоltо! Васъ, товарищи котораго въ Кронштадтѣ дѣлаются дворянами, отрубивъ триста головъ! Васъ, чьи страшныя, но почетныя обязанности съ гордостью исполняютъ: во Франконіи новобрачный, въ Ретлингѣ самый молодой совѣтникъ, Штединѣ послѣдній поселившійся въ городѣ человѣкъ. Развѣ не извѣстно мнѣ, добрый хозяинъ, что собратья ваши во Франціи пользуются правомъ взимать подать съ каждой больной въ Сентъ Ладрѣ, съ каждой свиньи и пирога наканунѣ крещенья! Могу-ли я не питать къ вамъ глубокаго уваженія, когда Сентъ Жерменскій аббатъ ежегодно присылаетъ вамъ свиную голову въ день святаго Викентія и позволяетъ вамъ идти во главѣ процессіи…
Тутъ ученое рвеніе его грубо было прервано палачомъ.
— Клянусь честью, я этого и не подозрѣвалъ! Ученый аббатъ, о которомъ вы упомянули, почтеннѣйшій, до сихъ поръ утаивалъ отъ меня эти прекрасныя права, такъ обольстительно обрисованныя вами… Но господа, — продолжалъ Оругиксъ: — оставивъ въ сторонѣ нелѣпости стараго сумасброда, карьера моя дѣйствительно не удалась. Теперь я не болѣе какъ бѣдный палачъ бѣднаго округа, а между тѣмъ было время, когда я могъ затмить славу Стиллисона Дикаго, знаменитаго палача московитовъ. Повѣрите-ли вы, что именно мнѣ двадцать четыре года тому назадъ поручено было привести въ исполненіе приговоръ надъ Шумахеромъ.
— Надъ Шумахеромъ, графомъ Гриффенфельдомъ! — вскричалъ Орденеръ.
— Это васъ удивляетъ, господинъ нѣмой. Да, надъ Шумахеромъ, котораго судьба можетъ опять толкнуть въ мои руки, въ случаѣ если король вздумаетъ отмѣнить отсрочку… Опорожнимъ по кружечкѣ, господа, и я разскажу вамъ какимъ образомъ начавъ такъ блистательно, я кончаю такъ скромно свою дѣятельность.