При этомъ имени Орденеръ съ живостью прервалъ его:
— Какъ! Неужели съ высоты этого утеса видна Мункгольмская башня?
— Да, милостивый государь, за двѣнадцать миль къ югу, среди горъ, прозванныхъ нашими предками Скамейками Фригга. Теперь долженъ быть хорошо виденъ башенный маякъ.
— Неужели! — вскричалъ Орденеръ въ восторгѣ при мысли еще разъ взглянуть на мѣсто, въ которомъ онъ оставилъ свое счастіе: — Старикъ, безъ сомнѣнія какая-нибудь тропинка ведетъ на вершину этого утеса?
— Само собою разумѣется. Тропинка эта, начавшись въ лѣсу, куда мы сейчасъ выйдемъ, по некрутой отлогости поднимается къ самой голой вершинѣ утеса, гдѣ продолжается уступами, высѣченными въ скалѣ товарищами Вермунда Изгнанника, вплоть до замка, у котораго и оканчивается. Развалинами замка вы можете полюбоваться при лунномъ свѣтѣ.
— Ну, старина, укажи мнѣ тропинку. Мы переночуемъ въ развалинахъ, откуда видна Мункгольмская башня.
— Что за фантазія, милостивый государь? — сказалъ Спіагудри: — Усталости этого дня…
— Я помогу тебѣ, старина, взобраться; никогда еще не чувствовалъ я себя такимъ бодрымъ.
— Но, милостивый государь, терновникъ, которымъ поросла эта давно заглохшая тропинка, размытые дождемъ камни, ночь…
— Я пойду впередъ.
— Но какой-нибудь зловредный звѣрь, гадина, какое-нибудь гнусное чудовище…
— Я пустился въ путь не для того, чтобы избѣгать чудовищъ.
Мысль остановиться невдалекѣ отъ Оельмё совсѣмъ не нравилась Спіагудри; мысль же взглянуть на Мункгольмскій маякъ, быть можетъ увидѣть свѣтъ въ окнѣ комнаты Этели восхищала и влекла Орденера.
— Милостивый господинъ, — взмолился Спіагудри: — послушайтесь меня, откажитесь отъ вашего намѣренія. У меня есть предчувствіе, что оно надѣлаетъ намъ бѣды.
Но что значила его просьба сравнительно съ желаніемъ Орденера.
— Довольно! — нетерпѣливо перебилъ его Орденеръ: — Не забудь, что ты обязался вѣрно служить мнѣ. Я хочу, чтобы ты указалъ тропинку, гдѣ она?
— Сейчасъ мы придемъ къ ней, — отвѣтилъ Спіагудри, принужденный повиноваться.
Дѣйствительно, они скоро нашли тропинку и стали подниматься по ней, но Спіагудри примѣтилъ съ удивленіемъ, смѣшаннымъ съ ужасомъ, что высокая трава была помята, что кто-то недавно прошелъ по древней тропинкѣ Вермунда Изгнанника.
XX
Генералъ Левинъ Кнудъ сидѣлъ въ глубокой задумчивости передъ столомъ, на которомъ лежало нѣсколько бумагъ и только-что распечатанныя письма. Стоявшій возлѣ него секретарь повидимому ожидалъ его приказаній.
Генералъ, то стучалъ шпорами по роскошному ковру находившемуся подъ его ногами, то разсѣянно игралъ украшеніями орденской цѣпи Слона, висѣвшей на его шеѣ. Время отъ времени онъ раскрывалъ ротъ, какъ бы намѣреваясь что-то сказать, но останавливался и потиралъ лобъ, снова устремляя глаза на распечатанныя депеши, лежавшія на столѣ.
— Что за чортъ!.. — вдругъ вскричлъ онъ.
Послѣ этого энергичнаго восклицанія снова на минуту воцарилось молчаніе.
— Кто бы могъ вообразить, — продолжалъ онъ; — что эти дьявольскіе рудокопы поднимутся на такія штуки?.. Очевидно, кто нибудь тайно подстрекаетъ ихъ къ возмущенію… Но знате ли, Ваферней, дѣло-то совсѣмъ не шуточное? Пятьсотъ или шестьсотъ негодяевъ подъ начальствомъ стараго разбойника Джонаса уже сбѣжали съ Фарорскихъ рудниковъ; какой то молодой фанатикъ Норбитъ сталъ во главѣ возмутившихся гульдбрансгальцевъ; да и головорѣзы Зунд-Моёра, Губфалло, Конгсберга, которые ждутъ лишь сигнала, быть можетъ уже взбунтовались. Знаете-ли, что въ это дѣло впутались и горцы подъ предводительствомъ смѣлой кольской лисицы, стараго Кеннибола? Знаете ли, наконецъ, что, если вѣрить донесеніямъ синдиковъ, на сѣверѣ Дронтгеймскаго округа носится слухъ, что руководитъ этимъ инсуррекціоннымъ движеніемъ страшный Ганъ, знаменитый разбойникъ, голову котораго мы только что оцѣнили? Ну, что вы скажете на это, любезный Ваферней?