— Ты не знаешь графа Алефельда, который заплатилъ тебѣ за то, что ты отнялъ у капитана желѣзный ящикъ?
— Алефельдъ! Постой; да я знаю его. Вчера еще я пилъ кровь его сына черепомъ моего.
Орденеръ содрогнулся отъ ужаса.
— Развѣ тебя недостаточно наградили?
— Наградили? — переспросилъ разбойник.
— Слушай, мнѣ омерзительно смотрѣть на тебя, кончимъ скорѣе.
— Восемь дней тому назадъ ты нашелъ желѣзный ящикъ на тѣлѣ одной изъ твоихъ жертвъ, у офицера мункгольмскаго полка.
При послѣднихъ словахъ разбойникъ вздрогнулъ.
— У офицера мункгольмскаго полка! — пробормоталъ онъ сквозь зубы, затѣмъ продолжалъ съ движеніемъ изумленія: — Да ты самъ не офицеръ ли мункгольмскаго полка?
— Нѣтъ, — отвѣтилъ Орденеръ.
— Жаль!
Лицо разбойника омрачилось.
— Слушай, — продолжалъ настойчиво Орденеръ, — куда ты дѣвалъ ящикъ, взятый тобой у капитана?
Малорослый, казалось, размышлялъ одно мгновеніе.
— Клянусь Ингольфомъ! Вотъ странный ящикъ, которымъ всѣ интересуются. Ручаюсь, что не такъ ревностно станутъ искать гробъ съ твоими костями, если только кто нибудь соберетъ ихъ.
Эти слова показывали, что разбойнику извѣстенъ былъ ящикъ и вернули Орденеру надежду разыскать его.
— Скажи мнѣ, что ты сдѣлалъ съ ящикомъ. Можетъ быть онъ уже у графа Алефельда?
— Нѣтъ.
— Ты лжешь, потому что смѣешься.
— Думай что хочешь. Мнѣ что за дѣло?
Чудовище дѣйствительно приняло насмѣшливый видъ, внушавшій недовѣріе Орденеру. Онъ понялъ, что ему не остается ничего болѣе, какъ или привести въ ярость разбойника, или устрашить его, если возможно.
— Послушай, — сказалъ онъ, возвысивъ голосъ: — ты долженъ отдать мнѣ этотъ ящикъ.
Свирѣпый хохотъ былъ единственнымъ отвѣтомъ чудовища.
— Ты долженъ отдать мнѣ его! — повторилъ молодой человѣкъ громовымъ голосомъ.
— Развѣ ты привыкъ повелѣвать буйволами и медвѣдями? — спросило чудовище съ новымъ взрывомъ хохота.
— Да, даже демономъ въ аду.
— Такъ вотъ, попробуй теперь.
Орденеръ выхватилъ саблю, которая какъ молнія сверкнула въ темнотѣ.
— Повинуйся!
— Ого, — вскричалъ разбойникъ, взмахнувъ топоромъ, — мнѣ ничего бы не стоило раздробить твои кости и высосать твою кровь, какъ только ты вошелъ сюда. Но я удержался; мнѣ интересно было посмотрѣть какъ воробей станетъ нападать на ястреба.
— Презрѣнный, — вскричалъ Орденеръ, — защищайся!
— Въ первый разъ еще говорятъ мнѣ это, — пробормоталъ разбойникъ, скрежеща зубами.
Съ этими словами онъ вскочилъ на гранитный жертвенникъ и съежился тамъ подобно леопарду, поджидающему на вершинѣ скалы охотника, чтобы неожиданно кинуться на него.
Взоры его пристально устремились на молодаго человѣка, онъ какъ бы выбиралъ, съ какой стороны лучше напасть на противника. Еще одно мгновеніе и Орденеръ погибъ бы, но не давъ времени разбойнику размыслить, онъ стремительно бросился на него и ударилъ по лицу концомъ сабли.
Завязался поединокъ, ожесточеніе котораго трудно себѣ вообразить. Малорослый, стоя на жертвенникѣ, какъ статуя на пьедесталѣ, казался однимъ изъ тѣхъ ужасныхъ идоловъ, которымъ во времена варварства приносили здѣсь беззаконныя и святотатственныя жертвы.
Движенія разбойника до такой степени были проворны, что откуда Орденеръ ни нападалъ на него, всюду встрѣчалъ онъ звѣрскую физіономію и лезвіе топора. На первыхъ же порахъ онъ былъ бы изрубленъ въ куски, если бы по счастливому вдохновенію не накинулъ плаща на свою лѣвую руку, для того чтобы подставлять этотъ развѣвающійся щитъ безчисленнымъ ударамъ разъярившагося врага.
Въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ неслыханныя усилія обоихъ противниковъ ранить другъ друга оставались тщетными. Сѣрые пылающіе какъ угли глаза малорослаго выкатились изъ орбитъ. Удивленный столь энергичнымъ и смѣлымъ сопротивленіемъ повидимому столь слабаго врага, онъ перешелъ отъ дикой насмѣшливости къ мрачному бѣшенству.
Свирѣпая неподвижность чертъ лица чудовища, невозмутимое спокойствіе физіономіи Орденера составляли страшный контрастъ съ проворствомъ ихъ движеній и стремительностью нападеній.
Въ залѣ не слышно было другого шума, кромѣ стука оружія, безпорядочныхъ шаговъ молодого человѣка и тяжелаго дыханія сражающихся, какъ вдругъ малорослый испустилъ страшный ревъ.
Топоръ его запутался въ складкахъ плаща. Онъ напрягъ всѣ свои силы, яростно замахалъ рукой, но еще больше запутывалъ рукоять и лезвие въ плащѣ, который, съ каждымъ усиліемъ его еще крѣпче обвивался вокругъ топора.