У нее никогда не было близкой подружки, а когда Гана спросила ее однажды, не страдает ли она без этого, Роза удивленно ответила:
— Но у меня же есть мама и ты.
И посмотрела на нее своими большими карими глазами, которые у них с сестрой были так похожи. Только от Розиного взгляда создавалось впечатление, что она видит человека насквозь вместе с его самыми сокровенными тайнами, так что те, кто плохо ее знал, поскорее отводили глаза и меняли тему разговора.
Дома все привыкли к ее глазам. Мама только иногда напоминала Розе, что неприлично смотреть на людей в упор, а вот Гана, если, склонившись над работой, чувствовала на себе сестрин взгляд, сразу огрызалась: «Роза, не пялься».
В то время как дочери росли и превращались в настоящих красавиц, Эльзины волосы седели, а на лице появились усталые морщины. Но все равно люди то и дело советовали ей снова выйти замуж и передать заботу о лавке мужу. Но Эльза об этом и слышать не хотела. Она жила теперь только ради своих дочерей: думала о них, когда просыпалась, и с мыслями об их будущем ложилась вечером спать. Она берегла каждую крону и мечтала, как из ее дочерей вырастут прекрасные невесты с большим приданым, которые выйдут замуж за надежных и обеспеченных мужей. Тогда Эльза наконец отдохнет, будет присматривать за внуками, печь яблочные штрудели, а вечерами вязать одеяла из белой пряжи.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1937
Людмила Караскова никогда не хворала, но в сентябре 1937 года вдруг почувствовала слабость в ногах и дрожь в руках. Сначала она решила, что переутомилась. Потом начала спотыкаться о пороги и край ковра, предметы валились у нее из рук, разбила четыре тарелки и две чашки из бабушкиного фарфорового сервиза, и ноги так отяжелели, что она не могла подняться по лестнице. В одно морозное утро Карел Карасек отвел мать к доктору, так она оказалась во всетинской больнице.
Она родилась на третьем этаже дома на площади и с тех пор — то есть все шестьдесят лет своей жизни — только однажды ночевала не под крышей родного дома. Тогда она была в возрасте Христа и отправилась в паломничество на Святой Гостии просить Богоматерь дать ей ребенка, которого она никак не могла завести за десять лет брака.
Соседки говорили, что это она зря, ведь тело после тридцати ссыхается и стареет, но Людмила так зациклилась на своей идее, что никто не мог ее отговорить. Уж не знаю, что она пообещала Богородице, но не прошло и года, как у нее родился сын Карел, а потом один у нее и остался, когда муж Моймир не вернулся с войны. Дочь ей так и не суждено было иметь, поэтому порой она хотя бы пыталась представить, какой она могла бы быть. Маленькой, с голубыми глазами, как у Моймира, и светлыми волосами в мать.
Эльза Гелерова, которая переехала в их город к мужу уже после войны и была ровно на двадцать лет младше Людмилы, ни капли не походила на воображаемую дочь, но несмотря на это Людмила ее очень полюбила. Когда Эльза после свадьбы приехала в Мезиржичи, она никого не знала и чувствовала себя в городе потерянной. Она вдруг везде оказалась чужой. Соседи дружески здоровались с ней, но смотрели с подозрением.
Хоть Эльза была еврейкой, но в мезиржичскую синагогу, стоящую на берегу реки, не ходили ни она, ни ее красавец-муж Эрвин, что возмущало некоторых еврейских жителей. Нехорошо, когда люди отворачиваются от своей веры, судачили они между собой. Вероотступничество явно свидетельствует о непостоянстве и недостатке характера.
Соседи с любопытством осмотрели новобрачных и сошлись на том, что Эрвин работящий, а Эльза — приятная особа. Но потом кто-то заметил, что этих евреев в городе становится многовато. И что они отнимают у местных работу. И что в газетах писали, будто самый бедный еврей богаче честного труженика крестьянина. И вообще евреев даже в армию не стоит брать, ведь они, по сути, те же немцы и говорят по-немецки. В конце концов, и Шену с Розенфельдом тоже не место в мезиржичском «Соколе»[6]…
Пусть это мнение мало кто разделял, хотя бы потому, что фабрикант Райхль тоже был евреем и обеспечивал работой кучу людей, но зачем зря навлекать на себя неприятности дружбой с евреями, ведь они всегда были немного сомнительной компанией. Достаточно вспомнить события осени 1899 года. В Мезиржичи еврейские погромы не были такими жестокими, как во Всетине, где не обошлось без человеческих жертв, но несколько окон в еврейских домах и в синагоге все же разбили.
Людмила Караскова, тогда уже вдова, не слышала этих толков, а может, просто не хотела слышать, и взяла Эльзу под свое крыло, хоть и была ей почти чужая. Именно Людмила посоветовала Эльзе разговаривать в городе по-чешски, хотя в своем родном Нови-Йичине она привыкла общаться по-немецки, и объяснила ей, что местные жители слишком патриотичны и скептически настроены к немецкой речи. Научила Эльзу, куда ходить за покупками, а каких лавок лучше избегать, объяснила, с какой соседкой можно и поболтать, а с какой лучше только вежливо поздороваться.
6
Молодежное спортивное движение, основанное в 1862 году, поддерживающее идеи чешского национализма.