– Сейчас наложим заживляющий тампопластырь, – бодро сказал Браун.
– Не сейчас, – сладко улыбнулась врачиня. – Мне надо принять душ – я же вся потная. Поможешь?
Во рту у Тимофея всё пересохло, поэтому он ничего не сказал – кивнул поспешно.
А девушка стянула с себя маечку и привстала на одной ноге.
– Сними сам.
Неловкими пальцами Браун расстегнул диамагнитный шов на шортиках и стащил их вместе с трусиками. Лобок у девушки был гладок – ни ворсинки…
Незаметно облизав губы, Тимофей поднял Марину и понес ее в ванную, стараясь не слишком жадно разглядывать тело девушки.
А вот мечты его вели куда дальше – в спальню. Однако ничегото у него не вышло. Даже поцеловать не удалось.
Он тщательно искупал красавицу, руками обмывая каждую ложбинку и западинку, вытер насухо полотенцем и отнес обратно в гостиную… Марина легла поудобнее, укрылась пледом. Сказала «спасибо» и «до свиданья», послала Брауну воздушный поцелуй и попросила вызвать робота медслужбы ей на дом…
…Тимофей Браун длинно вздохнул и потер опухшую скулу – сладостные мечтания испарились под солнцем грубой реальности. Он вспомнил Айвена Новаго с дружками. У Айвена тоже губа не дура – этот «жрун» давно поглядывал на Марину, как голодный кот на сметану.
Тимофей сжал губы и прищурился. Евразия тут или не Евразия, неважно. Можно оказаться битым, лишь бы не забыть встать и дать сдачи. Не получилось сразу? Повстречай обидчика потом и верни должок с набежавшими процентами! Прощать оскорбление нельзя – честь дороже всего. И это вовсе не глупое геройство – как себя поставишь, так и жить будешь. Позволишь хоть раз себя толкнуть – и тебя отовсюду повыталкивают!
Браун упруго поднялся и пошагал к белеющей вдали береговой станции. Было без пяти десять, пора на дежурство.
Мутухинская станция размерами не впечатляла – набор «слипшихся» боками куполов, больших и маленьких. Самая объемистая полусфера погружалась в залив, принимая на себя шумливые волны.
Тимофей дошел до двери и приложил ладонь к выдавленному отпечатку пятерни. Овальная створка с шорохом убралась в пазы. Вход свободен.
Чувствуя внезапное раздражение, Браун прошагал по коридору, но смену не застал. И слава богу… Сейчас он никого не хотел видеть.
Зайдя в свою рабочую комнату, Тимофей первым делом водрузил на стол предмет зависти сменщиков – почти что антикварную арабскую кофемолку. Это был тяжеленький агрегат из бронзы, с выпуклыми росписями, славящими Аллаха. Давнымдавно, до нановека, до века атома, ее доставала по утрам какаянибудь Гюльчатай, чтобы приготовить свежую «кахву» хозяину и господину…
Представляя, как Маринка – голая, разумеется! – вращает ручку бронзовой мельнички, призывно поглядывая на него, Браун засыпал порцию прожаренных зерен и взялся молоть сам. Машинка забрякотала, заурчала, заскрежетала, трудолюбиво измельчая плоды кофейного дерева. Пересыпав порошок в старинную джезву, смотритель ливанул туда же стакан воды и подогрел, «не доводя до кипения». По комнате поплыл непередаваемый аромат… Теперь переливаем «кахву» в чашечку и смакуем, глубокомысленно пялясь в вогнутую стену.
Тимофей очень любил эту «пятиминутку» перед выходом на дежурство. Пока организм согревается, принимая в себя глоточки кофе, мысли текут с той же неспешностью, огибая пороги тревог.
Вздохнув в который раз, смотритель встал и помыл посуду. Внезапно в дверь позвонили.
– Кому это дома не сидится? – пробурчал Браун.
Открыв дверь, он отступил в полном обалдении – на ступеньках стояла Марина Рожкова. Девушка была в одном платьице, облепившем великолепные выпуклости так, словно было мокрым. Босоножки она держала в руке, зацепив ремешки пальцем. Тимофей перевел взгляд с улыбающихся губ на загорелые груди, чьи соски буравили ткань, и затрудненно сглотнул.
– Ну? – улыбнулась Марина, изгибая бедро. – Так и будешь меня на пороге держать?
– Проходи, конечно! – Браун шарахнулся назад, освобождая проход.
Девушка наклонилась, стряхивая песок с босых ног, выпрямилась и перешагнула порог.
– Ты один? – спросила она, с любопытством оглядываясь.
Тимофей кивнул. Потом до него дошло, что Марина в этот момент на него не смотрела, и он поспешно ответил:
– Один. Смена уже ушла.
– Это хорошо… – пропела девушка, разворачиваясь к нему.
Она оказалась так близко, что Браун ощутил слабый запах духов и чистой воды, исходящий от тела Марины. Не в силах совместить чудесное с явным, он протянул ладони и коснулся напряженных сосков, похожих на крупные малинки, только не мягких, а твердых, как желуди.
– Марина… – Тимофей облизал сухие губы.
Девушка отпустила босоножки, положила руки ему на плечи, нежно обняла за шею.
– Ты дрался изза меня? – промурлыкала она.
– Дда…
– А я доставила приз… мм… побежденному победителю. Себя… Лично в руки.
Сухой и жадный рот «Мисс Мугухэ» впился в его губы. На минутку оторвавшись, Марина проворковала:
– А ты знаешь, что Айвен отучился на курсах и уходит в ТОЗО?
– И кем же? – поинтересовался Браун, не скрывая досады.
– Точно не скажу, но явно не китовым пастухом! И я туда же собралась, буду океанцев лечить…
Тимофей почувствовал жгучую ревность.
– С Иваном? – насупился он.
– Нет, ну почему обязательно с Иваном? Могу и с тобой…
– Да! – выпалил Браун.
– Только ты должен так отколошматить Айвена, – строго потребовала девушка, – чтобы он больше никогда к тебе не прикапывался!
Тимофей задумался, хотя и знал, что Марина не любит долгих размышлений.
– Думаешь, это поможет? – спросил он с сомнением.
– Не будь занудой! – сказала Рожкова нетерпеливо. – Ты отлупишь его? Ну? Раз! Два! Три!
– Да! – Тимина рука сжала грудь девушки. Сейчас он был согласен на всё.
– Сегодня, мм?..
– Да.
Его ладони скользили по гибкому телу, второй раз касаясь прелестных выпуклостей, вминая пальцы в восхитительную атласную тугость. Обмирая, Браун залез рукою под юбку и потянул вниз Маринины плавочки…
На работу он опоздал. Но нисколько не жалел о нарушении трудовой дисциплины. Не спеша Тимофей спустился в батинтас – нижний зал. Разделся, напялил на себя рабочий комбез, отшлюзовался и перешел в ангар, где поддерживалось удвоенное давление воздуха. Уши сразу закладывает, зато море не полнит низкий купол, а держится на уровне пола, узкой полосой окаймлявшего круг чистой воды.
Вода почти не колыхалась, но маленькая субмарина типа НБ, приткнувшаяся к бортику, тихонько покачивалась, улавливая ритм прибоя. Размером с электрокар, подлодка не годилась для покорителей глубин – тихоходная и хрупкая, она никогда не опускалась туда, где меркнет свет солнца. А если и погрузится, то превратится в блин. Пока же, находясь в целости, она больше напоминала круг сыра. И впрямь «ныряющее блюдце»!
Воздух стоял сырой и тяжелый, с потолка падали крупные капли конденсата, плюхая в воду или звонко цокая по борту НБ.
– Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья! – бодро продекламировал Браун.
Привычным движением откинув прозрачный колпак, он влез в тесную кабину, просовываясь вовнутрь по очереди – сначала правую ногу, потом левую… Так, вроде уселся. Рукой дотянувшись до колпака, Тимофей притянул его, и тот мягко опустился, с чмокающим звуком замыкаясь на уровне плеч.
Коекак вытянув ноги между кислородным баллоном и шаровым аккумулятором, смотритель глянул на пульт – все в порядке.
– Приступить к погружению, – скомандовал он сам себе, лишь бы стало поменьше тишины и пустоты.
Заклокотала вода в цистернах, «энбэшка» плавно пошла вниз, и голубоватое сияние ангара сменилось зеленистым светом, что сеет солнце на малых глубинах.
Положив руки на джойстики, Браун включил водомет. Под полом зашипело и зажурчало. Субмарина медленно проплыла между решетчатых опор ангара, выходя в море со скоростью водного велосипеда.