Лев Цитоловский
Гангрена Союза
Гангрена Союза
1. Социология на тротуаре Тверской
К моменту окончания школы Тенгиз Пагава уже заработал море уважения в своем городишке, и для этого ему не приходилось прилагать усилий. Так получалось, что любой его собеседник, даже и вполне взрослый, по какому угодно вопросу имел такое же мнение, как и Тенгиз. И не нужно думать, что Тенгиз ловко подстраивался к оппоненту, совсем нет, он всегда говорил лишь то, что считал на самом деле. Но был он крайне убедителен, хотя и не стремился убедить специально. Он вовсе и не преследовал такой цели, просто так обычно получалось. После объяснений Тенгиза, человеку начинало казаться, что он и сам всегда так думал, и это было для участника беседы вполне безопасно, Тенгиз никакой выгоды из этой своей особенности не извлекал. Его с детства интересовали закономерности взаимоотношения людей. Он хорошо понимал, что каждый внутри себя сложно устроен, а все вместе образуют хитросплетение премудростей. Но серьёзно раздумывать над этим пока не стоило, ему не хватало знаний, нужно было их вначале пополнить, и поэтому он собрался в Москву, на учёбу.
Была середина 80-х годов, страна меняла генсеков. Жители Колхиды пока еще могли посещать Москву без визы. Тенгиз Пагава прибыл из Поти, маленького портового и промышленного города на берегу моря, без туриндустрии и поэтому малолюдного. Целью Тенгиза была не Москва, а город Долгопрудный, в Подмосковье. А если быть еще более точным, то его интересовал Институт, который готовил, как считалось, опору оборонительного щита страны. Институт искал таланты в школах мегаполисов и на периферии. Абитуриенты проходили жесткий отбор. Девушки преодолевали это препятствие редко, но поступившие ни в чем не уступали ребятам. Здесь Тенгиз и собирался получить образование. Его интересовало, почему люди в толпе ведут себя не так, как вёл бы себя каждый в отдельности. Он надеялся, что разгадка привела бы не только к прогрессу в интеллектуальной активности людей, но и к установлению правильных отношений между ними.
Тенгиз, весь багаж которого состоял из портфеля, долетел на одномоторном «кукурузнике» до Сухуми, пересел на реактивный лайнер и приземлился во Внуково. Потом рейсовый автобус высадил его на площади у Большого театра, на том же месте, где и в первый раз, когда он приехал сдавать экзамены. Тогда ему было не до прогулок, впереди были суровые испытания. Поэтому сейчас, прежде чем двинуться в Долгопрудный, Тенгиз решил ознакомиться с Москвой, хотя бы поверхностно. Тут всё было непривычно и требовало осмотра.
Он прогулялся по Охотному ряду, тогда это был проспект Маркса. На противоположной стороне стоял памятник основоположнику коммунизма, на голове у него сидел голубь мира. «Как будто специально дрессировали», иронично подумал Тенгиз. Он свернул направо и оказался на тротуаре Тверской (тогда — улица Горького). То, что он увидел на тротуаре, повергло его в шок. Плотный поток людей несся вниз. Столь же мощный людской поток несся в противоположную сторону. Оба потока пронизывали друг друга, не сталкиваясь и не теряя направления своего движения. Тенгиз встроился в ту часть потока, которая устремлялась вниз. Для этого не требовалось бежать, достаточно было идти быстрым, деловым шагом, люди не разговаривали друг с другом и даже не обменивались репликами. Так он дошагал до конного памятника Юрию Долгорукому. Здесь он остановился и присоединился к противоположной лавине, она была столь же напряженная и деловая. Тенгиз не понял, что творится. В Поти по тротуарам ходили не спеша, пешеходы здоровались, останавливались поговорить. Здесь, ясное дело, люди друг с другом не могут быть знакомы. Но что за аврал? Конечно, Тенгиз видел и толпы людей. Это было на демонстрациях, свадьбах, во время похоронных процессий или на митингах. Но там никто никуда не спешил, все были торжественно одеты и значительны.
Тенгиз догадался, что в Москве что-то случилось, люди куда-то бегут, может быть, спасаются, а он не понимал, куда и зачем. Он был не робкого десятка, и попробовал выяснить у встречных, что происходит. Но те спешили мимо, им было не до него, до них не доходило, что волнует молодого кавказца. Наконец, Тенгизу посчастливилось привлечь внимание худощавого юноши с порывистыми движениями, скорее всего, студента, и спросить, куда все спешат и что произошло. Тот с трудом понял вопрос и растолковал, что все идут по своим собственным делам, кто куда, а народу много, потому что это середина Москвы и куда бы человек ни направился, приходится пересекать центр. Тенгиз тут же осознал свой промах, тем более, что это было как-то связано с проблемой, которая давно его волновала: людей очень много, а направлений на тротуаре всего два и никто не слоняется бесцельно, кроме него самого. Он долго никому не рассказывал об этом своем проколе и только потом стал относиться к своему провинциальному замешательству с юмором.