11. Неудавшаяся месть Сокова
В пятницу, в 19.00
СОСТОИТСЯ
комсомольское собрание
ПОВЕСТКА ДНЯ:
Персональное дело отщепенцев
Наемники врага
Е. Борова и В. Коров
ПОЗОРЯТ наш коллектив
Явка обязательна
Когда вывесили объявление, около него сразу образовалась давка. «Отщепенцев» любили.
— Какая это скотина донесла Тормашеву?
— Да он мог и сам подслушать передачу. Гремело-то во всю мощь и на всех этажах.
— Не мог он сам! Он бы тогда давно уже шум поднял.
— У приемников сидели все. И накажите всех! Всех, кто не донес. Слабо?
Гарик Тормашев обладал формальными правами, и время от времени мешал студентам жить. Но, странно, никто не относился к нему враждебно, почитали за фанатика и немного святого. Он был из другого лагеря, но честен и незлобив.
«Явка обязательна» никого на самом деле не обязывала, но зал был переполнен. Согревала надежда повлиять на голосование. Как-то студенты уже выиграли противостояние с верхами. Однажды, когда они объявили забастовку из-за некачественной пищи в столовой, приехал представитель райкома и на общем собрании бросил им, что они не советские люди. В те времена это заявление выглядело, как оскорбление. Тогда зал, молча, встал и вышел. Посланник власти остался в зале один, вместе с приспешниками.
Ведущий вкратце указал, что проступок обвиняемых усугубляется еще и тем, что одна из студенток, Минаева, не вернулась после турпоездки в Югославию. При этом выяснилось, что Борова и Коров были с Минаевой знакомы. Это заключение вызвало смешки в зале. Девушек в Институте было так мало, что их знали абсолютно все. Ведущий сообразил, что привязать к делу бегство Минаевой не прокатит и дал слово председателю студсовета Гарику Тормашеву.
— Товарищи, — выразительно обратился он к аудитории. — Я доложу вам свою точку зрения о деяниях этих, с позволения сказать, студентов.
— А мы его знаем!
У Тормашева был стойкий характер, и он не обратил на голос никакого внимания.
— Сейчас, когда Родина прилагает все силы, чтобы сделать из нас классных специалистов, мы должны внимательно следить за чистотой наших рядов. — Тормашев пришел в институт после армии, где за время срочной службы, не имея специального образования, умудрился дослужиться до старшего лейтенанта. И он до сих пор осознавал себя в строю. — А что мы видим на примере этих отщепенцев? Это подпевалы врага, агенты заграницы. В зале присутствуют девушки, наши подруги, и я не могу при них охарактеризовать их поступок правильными словами.
— А ты помолчи, — посоветовали ему.
Ведущий шикнул в зал и поощрительно кивнул Тормашеву. Тот невозмутимо продолжил:
— Каким хотелось бы видеть моральный облик советского студента?
Он достал из нагрудного кармана аккуратную красную книжечку, раскрыл, но прочитать не успел: кто-то свистнул, а потом засвистели все, кто умел. Тормашев спрятал ее в карман и шум утих.
— Ну, я вижу, вы и сами всё знаете. А каков же облик этих людей? Внедрять в сознание своих товарищей лживые домыслы западной пропаганды! Я требую положить конец этому безобразию! Предлагаю: Екатерину Борову…
— Расстрелять. — Подсказал ведущий, не выдержав серьезности своей роли.
— Предлагаю: студентов Борову и Корова из комсомола исключить. Ходатайствовать об их отчислении из института. Приказ, между прочим, уже печатается.
Тормашев завершил свою короткую речь и сел на свое место в президиуме. Некоторое время стояла напряженная тишина. Потом заговорила галерка.
— Ребята! Оказывается, еще до собрания всё было решено. Приказ, вот, уже готовят…
— А вон, перед Тормашевым лежит бумажка, отпечатанная на машинке. Может, это наше постановление? Как, Тормашев? Нам сверху видно всё, ты так и знай!
— И что в этом плохого? — Не смутился Тормашев. — Вы болтались без цели, а я трудился.
— А зачем же ты сюда нас позвал?
— Хватит, — вмешался ведущий. — Слово Корову. Пусть прольет свет на свой проступок.
Это был намек залу: всё-таки проступок, а не преступление.
Витя Коров не испытывал волнения.
— Какой свет я могу пролить, нету там никакого света, — развел он руками. — У нас всё по-честному. Мы измерили несущую частоту американцев, усилили и так отделили шум от полезного сигнала. Потом то и другое пустили в эфир, но по разным несущим частотам. Поэтому всякий мог настроить свой приемник и слушать, что хочет — чистый сигнал или голый шум. Это было, между прочим, не так просто выполнить технически.