Новый подход соответствовал давней теории Анджело, который считал, что гангстеру вовсе не обязательно повышать свое образование путем тюремного заключения. «Кое-кто, и таких было немало, думал, что, отсидев в тюрьме, человек становится более профессиональным преступником, — как-то раз сказал он мне. — Я никогда с этим не соглашался. Мы с Пудджем всегда были деловыми из деловых, но заботились о том, чтобы не мозолить глаза копам и не слишком раздражать их чересчур открытыми действиями. За нами постоянно следили, мы жили словно под радаром. В моем бизнесе лучше подражать тактике подводной лодки, чем линейного корабля. Пусть другие устраивают шум, привлекают к себе внимание, дают интервью газетам и телевидению. Такое поведение может привести только на скамью подсудимых. А я всю жизнь заботился лишь о прибыли и развитии бизнеса».
Не раз, и не два, а много раз я задумывался о том, насколько лучше мне удалось бы продвигать свой бизнес, если бы я воспользовался гангстерским образованием, полученным от Анджело и применил приобретенные тогда навыки к моей нынешней жизни. Но в таких случаях я старался полностью сосредоточиться на работе и твердо знал, что мне следует бояться лишь собственных ошибок или попыток вытеснения и поглощения, которые периодически предпринимали большие корпорации. Понимание того, что никакая из этих акций не может угрожать моей жизни, действовало на меня в высшей степени успокаивающе.
Джанет Уоллейс было тридцать лет, она выросла в принадлежавшей к высшему классу очень богатой семье, владевшей поместьем в штате Мичиган. Университет Брауна она закончила лучше всех в своем выпуске и первую работу получила в Питтсбургской рекламной фирме, что и определило ее дальнейшую карьеру. Ее застенчивость малознакомые люди порой принимали за холодность; впрочем, она обычно соблюдала известную дистанцию в общении. Она быстро дала понять всем сотрудникам-мужчинам моей фирмы, что пришла сюда исключительно ради работы, а не для флирта. Я знал о ее личной жизни лишь то, что она сообщила в своем резюме, и не хотел ее расспрашивать. Она хорошо поладила с моей командой и показала себя хорошим работником, с богатой продуктивной фантазией и хорошо подвешенным языком, позволявшим четко излагать свои мысли. На совещаниях она всегда высказывала свое мнение, умела отстаивать его и порой демонстрировала недюжинное чувство юмора.
Из того, что она говорила и, что еще важнее, не говорила, я сделал вывод, что в ее жизни есть что-то, что она предпочитала не выставлять напоказ. Это создавало вокруг нее ауру тайны, уравновешивавшую ее застенчивость. Я очень мало разговаривал с Джанет за то время, которое она проработала в моем агентстве, но мне казалось, будто я знаю ее так же хорошо, как и некоторых из тех работников, что были рядом со мной со дня создания компании. Чем дольше я видел ее, тем больше она мне нравилась, тем ближе я подходил к тому, что, честно говоря, не очень-то рассчитывал найти.
Я постучал в дверь кабинета Джанет, зашел и молча сел напротив, чем немало удивил ее. Она посмотрела сначала на меня, потом на часы.
— До совещания еще десять минут, — сказала она. — Я рассчитывала успеть закончить этот проект. Хочется услышать, что скажут парни.
— Я люблю жареную рыбу, — сказал я. — И не большой поклонник суши. А вы?
— Терпеть не могу все, что не приготовлено как следует, — ответила она.
— Вы знаете, в каком из ресторанов города лучше всего готовят жареную рыбу?
— Нет.
— Вот и хорошо, — сказал я. — Ну, а я знаю. Отправимся на ленч туда. Я буду ждать вас в час около лифта.
— У меня ленч с собой, — ответила она. — Я собиралась съесть его за этим самым столом, не отрываясь от работы.
— Отдайте ваш ленч Джефу, — посоветовал я. — Ему совершенно все равно, что есть.
— У меня есть возможность отказаться? — спросила она.
— А такое может случиться?
— Может, — кивнула она.
— В таком случае нет, — сказал я, поднялся и вышел.
Следующие три недели я работал вместе с Джанет, помогая ей и остальной команде запустить в работу три первоочередные рекламные кампании. Мы приступали к работе, когда все остальные еще спали, завтракая кофе и булочками с маслом, которые клали прямо на бумаги на ее ярко освещенном письменном столе. Также вместе мы ходили на ленч. Шкафы заполнялись папками, набитыми эскизами и текстами. Офис мы покидали уже после полуночи и заходили выпить в любой из многочисленных баров, попадавшихся на пути, продолжая обсуждать тексты и стратегию рекламного дискурса, которые помогут нам продать старое изделие новым клиентам. Работа поглощала нас обоих с головой.