Мод кормила Густава, а я смотрел телевизор. Показывали хронику старых съемок: там я и увидел женщин на коньках, рассекающих Нюбрувикен. Мне показалось, что этот эпизод говорит о жизни нечто особенное, но не мог понять что. Впечатление не проходило, и слова пришли не сразу — лишь спустя много лет в разговоре с продюсером, когда прозвучал отказ от работы. Я думал, что он потребует объяснения. Но этого не произошло. Поэтому объяснение прозвучало здесь.
Я распрощался с продюсером самым вежливым образом и отправился прямо из этого дурного ресторана домой к Мод. Она пригласила меня на обед. По дороге я купил цветы — большой букет красных роз — и, расплачиваясь, совершил странный, более или менее неосознанный поступок. Я не спросил цену, протянул кредитную карточку, но, готовясь подписать чек, не стал надевать очки, чтобы увидеть цену. Просто поставил подпись, поблагодарил и вышел. На улице мне пришло в голову, что я, вероятно, боялся дороговизны букета — боялся, что цена покажется слишком высокой.
В квартире слышалась громкая музыка, смутно знакомый джаз. Звонок потонул в звуках, и мне пришлось стучать в дверь кулаком.
Мод открыла дверь в клубах дыма: «С каких это пор ты приходишь вовремя?» — и поцеловала слишком кратко, слишком жестко. Она перешла в наступление: порхала по квартире, на плите еда, в холодильнике сухой «Мартини» — уже готовый, в запотевшей бутылке, которая спустя минуту выскользнула из рук Мод и покатилась по полу, заставив хозяйку гнаться за собой.
Я не сразу смог как следует разглядеть Мод. Мне показалось, что она исхудала. На ней было черное платье с длинными рукавами, на губах красная помада. Длинные ногти, как раньше. Она была похожа на Джеки Кеннеди, только с крупным носом. Я не сразу разглядел все это и распознал музыку, которую она включила. Узнав мелодию, я понял, что наступление началось всерьез.
— Разве обязательно, — спросил я, — включать именно это?
— А что? — с притворной невинностью удивилась Мод. Это было частью игры. — Старая потаскуха все еще умеет петь.
— Но ведь можно сделать потише?
— Ты не хочешь слушать свою старую потаскушку?
— Я могу, — ответил я, сохраняя спокойствие. — Но не обязательно так громко.
— Я стала плохо слышать, — ответила Мод.
В гостиной слышались раскаты довольно плохой версии «Yesterday». Я отправился туда и убавил звук. В комнате густо пахло благовониями и чем-то еще. У Мод всегда была масса благовоний, и я знал каждое. Этот вариант имел оттенок конопли. Приятный запах, но я все же удивился: мне казалось, она давно покончила с травой.
Мод принесла два больших «Dry Martini», я поднял свой бокал, она тоже:
— Привет, любимый!
— Привет, любимая, — ответил я.
Коктейль был идеален. В этом ей не откажешь.
— Почему ты выключил?
Я не мог удержаться от смеха. Давно уже она так не острила. Музыка звучала на совершенно нормальной громкости.
— Ты не такая уж старая, — ответил я. Эта фраза тоже была частью ритуала.
— Недавно ее показывали по телевизору. Тем же вечером, что ты звонил.
— Вот как, а я пропустил.
— Она толстая, как корова.
— Ясно… Ты была не слишком разговорчива. Я решил, что разбудил тебя.
— Так и было. Но она от этого не стройнее. Просто безумие, какой она стала.
— Это ужасно.
— Что? — переспросила Мод. — Мы или она?
— Я имел в виду ее.
— Правда? А мне кажется, это… чудесно.
— Мы так и будем продолжать весь вечер?
— Не знаю, — она пожала плечами. Декольте обнажило ключицы — так отчетливо, будто я никогда прежде их не видел. — В чем дело? — она поймала мой взгляд.
— Peace.
— Kill for peace.
— He надо ее ненавидеть.
— Именно ее мне и надо ненавидеть.
— Почему бы тогда не выключить?
— Врага надо знать.
— Она не враг тебе. И никогда не была врагом. Ты просто язвишь. Зачем тратить на это время?
— Кто бы говорил, — возразила она. — Ты потратил на эту шлюшку несколько лет.
— Максимум — год. Даже меньше…
— Очень важный год. — Она пригубила напиток и широко улыбнулась. — Двадцать пять лет назад.
Она вышла на кухню, послышалось звяканье посуды. Я мог бы сказать: «Накрой на троих…» Третий всегда с нами. В тот момент третьей была джазовая певица, но выбор оставался велик, а выбирала чаще всего Мод. Многие вечера начинались именно так: Мод язвила и обвиняла меня в поступках, которые я когда-то совершил или не совершил, порой в том, о чем я даже не имел представления, а иногда речь шла о вещах, которые давно утратили актуальность.