— Ты когда-нибудь пробовал? — спросил Билл. Этот вопрос не требовал ответа.
— Можно сигарету?
Билл подтолкнул пачку ко мне и дал прикурить. Сигарета пошла хорошо.
Итак, Генри подружился со старым гурманом, который, по его словам, всегда носил нарядный темный костюм, жилет с часовой цепочкой, пальто и котелок — все слегка потертое и в пятнах. Они часто беседовали о жизни, и старик делился мудростью. Он пил лишь простые столовые вина и довольствовался дежурным блюдом, которое подавала дородная мадам. Генри считал, что старый король прекрасно держится: глубокие познания научили его смирению и сделали образцом для подражания.
— Так он и говорил, — сказал Билл, — этот потрясающий идиот.
Однажды необычно холодным для Парижа вечером, в гололед, Генри увидел старика-гурмана: тот прислонился к стене дома. Поскользнувшись, он испугался и не смел идти дальше. Генри предложил свою помощь. Старик жил неподалеку, и с радостью согласился. Ухватив Генри под руку, он сжал ее «с поразительной силой». Они подошли к парадной, старик поблагодарил и заверил Генри, что дальше доберется сам. Молодой человек отправился восвояси. Пока старик искал ключи, у дома на полной скорости затормозила машина, из которой выскочили двое мужчин с автоматами, разрядили их в старика и умчались прочь.
На следующий день в газетах писали, что ответственность за убийство взяло на себя командование ФНО.[40] Таким образом организация расправилась с одним из самых страшных алжирских палачей. Поэт, живущий в изгнании после преследований и тюрем, назвал его «le bourreaux de Bordeaux».[41]
— Это был Генри, — смеялся Билл. — Лучший друг знатока людей.
Мы выпили еще пива, покурили. Некоторое время бар был озарен золотисто-желтым светом.
~~~
Была тихая, теплая сентябрьская суббота. Урожай уже убрали, поля светились желтой щетиной срезанных стеблей, машины уехали, и вновь воцарившаяся в окрестностях, долгожданная тишина все же казалась немного чужой и новой. В школах начались уроки, вода еще была теплой, и мое семейство уехало на машине к берегу. Я сидел за рабочим столом, задернув шторы на окне с южной стороны и размышляя над повторным запросом из местного журнальчика, предлагающего написать текст на тему «Роза и смирение». Иногда мне кажется, что все это повествование можно считать докладом на тему «Роза и смирение», что любая тысяча слов, вырезанная из любого эпизода, может служить ответом на вопрос. Это, разумеется, будет означать смирение с судьбой в результате долгого и тщетного стремления избежать собственного появления в этой истории. Как бы я ни старался, меня всегда найдут люди, так или иначе затронутые в тексте, и навлекут беду — порой самым неожиданным, непредсказуемым образом. Даже в неизвестном баре со мной заговаривают некрасивые женщины и нечестные мужчины. Если там есть хотя бы один преступник, то, как только закроются двери бара, он или она и окажется моим братом-сестрой.
Несколько лет назад, солнечным днем я сидел в трактире, расположенном в поселке у подножия горы. Больше посетителей не было: дела в заведении давно уже шли плохо, и поэтому отправляться туда можно было с уверенностью, что тебя никто не побеспокоит. Прекрасная возможность спокойно и невкусно поесть, выпить вина и подумать наедине с собой.
Но на этот раз напротив двери со стороны автобусной остановки затормозил белый лимузин, из которого вышел низкорослый мужчина в льняном костюме, без рубашки и ботинок, подпоясанный полосатым галстуком. Мужчина пребывал в хорошем настроении и был пьян так, как может быть пьян лишь человек, пивший долго и много, имея при том привычку пить много и долго. Широкими шагами он приблизился к двери, не без труда вошел и обнаружил пустое, абсолютно безлюдное помещение. Меня он не видел. Медленно, но верно он нащупывал мебель — стол, стул, — и когда к нему подошла безнадежно медлительная официантка, гость смог лишь выдавить из себя: «Джи… Т…»
После непродолжительных переговоров официантка удалилась, чтобы вскоре вернуться и сообщить, что заказ не может быть выполнен даже наполовину, в виде «Т» — тоника. Воспроизводить последовавшие за этим реплики нет ни малейшего смысла. В результате был вызван трактирщик, который по прошествии менее чем пятнадцати минут стал обладателем наличной суммы и подписал документ — на обратной стороне меню — согласно которому трактир становился собственностью незнакомца. После чего тот сам проковылял к бару и смешал себе грог из содержимого собственных бутылок.