Спустя несколько минут после их отбытия я увидел, как на парковке останавливается белый «Вольво». Из машины вышел мужчина, неторопливо потянулся и огляделся кругом. Автомобиль был мне незнаком, и гостей я не ждал. На мужчине была шляпа, светлый легкий плащ, бежевые брюки и — как я заметил позже — туфли точно по ноге. Издалека я принял его за сотрудника коммунальных служб, который пришел снять показания счетчика. Именно в это время года в домах появляются пожилые господа, исполненные особого достоинства, вежливые и ненавязчивые; они двигаются по направлению к щитку с точностью, которая вселяет страх, словно они знают твой дом лучше, чем ты.
Человек пошел по направлению к нашем двору, прямо к моей конторе. Он не свернул там, где должен свернуть человек, которого интересуют показания счетчика, и не направился к главному входу, как делают те, кто приходит ко мне впервые. Нет, этот господин чуть ковыляя, чуть покачиваясь, шел прямо к двери моей конторы, как робот-поисковик, как торпеда, с хирургической точностью. Все это время я следовал за ним взглядом и, прежде чем он постучал в дверь, узнал его. Я понял, что можно было нырнуть вниз и спрятаться под столом, но слишком поздно. Стол расположен между двумя стеллажами и может вместить взрослого человека. Но этот мужчина уже убедился в том, что я на месте, и мне оставалось лишь отпереть дверь.
Он снял шляпу и пригладил поредевшие волосы левой рукой, протянув правую мне:
— Добрый день. Помните меня? Вена, семьдесят девятый год.
Я пожал руку Посланника, уловив аромат леса.
— Я решил, что лучше приехать без уведомления, — произнес он. — Иначе вы, наверняка, скрылись бы… Я хочу лишь переговорить с вами. Это возможно? — Он посмотрел на меня, на дом, в котором находилась моя контора, затем на клумбы. Мое мнение не имело ни малейшего значения. Он знал, что я отвечу: «Возможно. Проходите».
Он был уже старик. Чтобы подняться на порог, ему пришлось ухватиться за дверную раму. Закостеневший и грузный, он все же производил впечатление цельности, а жутковатый взгляд голубых глаз был так же ясен, как в моей памяти.
— Благодарю, — сказал он. — Все получилось.
— Простите?
— С книгой, — пояснил он. — Хотя вы, пожалуй, уделили словам о цветке слишком много внимания…
— Я взял на себя обязательство.
Он окинул взглядом стеллажи в моем кабинете.
— Вам, кажется, неплохо живется…
— Вы имеете в виду, что никто не сжег мои книги?
Он улыбнулся, словно сопротивление доставляло ему удовольствие.
— Разрешите присесть? — Он махнул шляпой в сторону дивана.
— Пожалуйста.
— И, если можно, я хотел бы стакан воды. Не обязательно холодной.
Я вышел в кухню и налил стакан воды, не дожидаясь, пока пойдет прохладная. Взяв стакан, гость сразу же сделал глоток.
— Красивый двор, — сказал он. — Красивый сад.
— Дело не стоит на месте, — ответил я.
— Вам, конечно, интересно, что у меня за душой, — продолжил он. — Спустя столько лет… — Я едва удержался, чтобы не спросить, есть ли у него вообще душа. — Я отошел от дел… вышел на пенсию… подчеркну: добровольно. После той истории… с девушкой… осталось неприятное чувство. Я знаю, что и вас втянули в это дело…
— Да, — согласился я. — Втянули.
— А меня сдали, — сказал он. — Имя… все дело в имени. Вам это известно, не так ли? Для нас это чувствительный вопрос.
— Нас? — переспросил я. Его слова явно содержали подтекст, который заставил меня насторожиться.
— Только тот, кого мы назвали Стене Форманом, знал, что меня зовут Эрлинг. Не знаю, как он это выяснил, но сведения распространились быстро… незнакомые люди в коридорах стали называть меня по имени… Для них я всегда был только и исключительно Посланник. Я просил прекратить… но они продолжали, и со временем я понял, что это делается намеренно, с целью досадить мне. Намек. На то, что мое время прошло. Поэтому, чтобы опередить их, я подал в отставку весной, а лето посвятил заметанию собственных следов… Как прежде заметал чужие.
— Ясно, — произнес я как можно более равнодушно — но он, наверняка, услышал в моем голосе что-то другое.
— Но вы должны знать, — продолжил он, — что лучше не станет. Мои преемники… это новый вид… вечная гонка, ни минуты времени, чтобы побеседовать или хотя бы выслушать… молодые, дерзкие люди… люди нового времени… — он говорил с неподдельной тревогой. — Я вижу, что вы думаете. Что даже худшее может стать еще хуже…