— Ладно, — сказал я. — Ты права. Я вконец измотан. Мне надо поспать. Я должен принять решение. Так продолжаться не может. Мне это не по силам.
— Для начала тебе надо выспаться.
— Ты сказала, что хочешь остаться. Я тебе разрешил. Что же я теперь, лягу спать?
Она выпустила дым в потолок. Вдруг мне показалось, что она пожалела об этом, а может, ей не понравилось что-то другое.
— Ты мне не доверяешь?
— Тебя это удивляет?
— Да нет, все понятно, — согласилась она. — Я даже не знаю, как доказать обратное, чем заслужить твое доверие…
Она затушила сигарету, хотя выкурила только треть.
— Я же вот лежу здесь… — сказала она. — Могу даже глаза закрыть. Можешь связать меня, запереть… Скажи, чего ты хочешь…
Ее глаза были слегка воспалены, как будто она долго не спала или немного всплакнула, — такие глаза непонятно почему подчиняют себе, разоружают и заставляют капитулировать того, кто еще секунду назад готов был держать оборону. Я смотрел на нее, из последних сил удерживая себя на месте. Мне было нечего ей ответить. Я знал, чего хочу, но я знал также, что получить это могу лишь ценой предательства, вечного проклятия. Она принадлежала другому мужчине, на самом деле, их было даже двое, и всех моих запасов спиртного не хватило бы, чтобы забыть об этом и стать третьим.
И все же:
— Я хочу… верить тебе.
Это была легкая победа. Мод провела здесь всего чуть больше часа.
— Чего тебе еще надо? — сказала она. — Разве этого недостаточно? — Она развела руками, словно желая подчеркнуть свою позу, как будто именно это доказывало ее беззащитность.
— Недостаточно, — ответил я.
Я с трудом оторвал от нее взгляд и выглянул в окно. Моя спальня выходила во двор, почти всегда погруженный в тень: только в определенный час луч солнца выглядывал из-за соседних домов и освещал определенную часть стены. Возле нее, именно в этом освещенном месте стоял столик с красными пеларгониями. Сейчас, прислонившись к освещенной солнцем стене, там курили две женщины. Я узнал их, обе жили по соседству, и я частенько слышал, как они переругиваются: то из-за собаки, то из-за мусора, словом, из-за всего того, что делает соседей врагами. Сейчас они стояли рядом, курили, закрыв глаза, и без умолку болтали. Чудная была картина. Словно они специально искали яркого света, потому что только с закрытыми глазами они могли беседовать как друзья.
— Хорошо, тогда вот что я тебе скажу. Свой выбор я уже сделала. Далось мне это непросто, но деваться было некуда. Я все бросила, решила начать все с начала. Звучит, быть может, глупо, но это так. Меня ничто больше не связывает с этим… политиком.
В ее голосе не было ни напряжения, ни фальши. Она говорила искренне, она была искренна даже в своем презрении. Слово «политик» в ее устах прозвучало так, будто она сказала «убийца» или «торговец оружием».
— А сюда ты зачем пришла?
— Затем что… возможно, ты знаешь то, чего не знаю я. — Этого было недостаточно, она и сама это поняла. — И наоборот. Я знаю много такого, о чем ты и не догадываешься.
Уже лучше. Это прозвучало гораздо убедительнее. Возможно, чтобы завоевать мое доверие, ей действительно ничего другого и не оставалось, кроме как заявиться ко мне и улечься на моей кровати, демонстрируя свою беззащитность и доступность.
— И ты готова потерять доверие других людей, чтобы завоевать мое? — спросил я.
— Можно сказать и так.
— Зачем?
— Не знаю… — не задумываясь, ответила она. — Я еще не все продумала. Я, как и ты, ни в чем не уверена. И тем не менее, готова это сделать.
— Почему?
— Потому что… Я думала, что… Генри… Генри сказал, что ты все равно напишешь об этом. Вероятно, только так можно… придать этому хоть какой-то смысл. То есть… если об этом станет известно, они же не тронут нас, правда?
— А если они захотят отомстить?
— Нет, — отрезала она. — Они выше этого. Если все это всплывет на поверхность, они просто сменят тактику.
Думаю, она почувствовала мое сомнение, хотя я стоял, отвернувшись, глядя во двор, где две женщины, докурив, мило прощались друг с другом, чтобы вернуться к своим занятиям.
— Я в этом уверена, — сказала она.
Это прозвучало убедительно. В глубине души я хотел, чтобы меня убедили. Мне и в голову не приходило, что мести добивалась именно она.