«Главное, значит, — не дать теперь подойти галерам вплотную к фрегатам, — прикидывал про себя обстановку кто-то из бомбардиров. — Уничтожить их огнём на подходе — согласно приказу! Все до единой! Как того и требует ситуация…»
Ситуация же, однако, вдруг опять на глазах начала меняться мгновенно. И неудержимо — словно по какому-то волшебному слову. Непредсказуемо, то есть.
Русские галеры, пролетев вперёд ещё, примерно, с полмили, дружно вдруг по курсу приняли влево, да так резко, почти под прямым углом. Не сбавляя хода, размеренно, обходить они мористее стали застывшую в неподвижности шведскую грозную стену, изготовившуюся умело к стрельбе прямой наводкой, в упор.
Это было не предугадано, по-настоящему неожиданно и действительно смело.
Адмирал Ватранг треуголку снял аккуратно, нахмурился. Постоял секунду-другую, на поручень опершись. Потом вновь приник к подзорной трубе. Складка резкая возле рта обозначилась ещё чётче. Да рука, как было видно всем, кто стоил рядом, подрагивала чуть-чуть.
Адмирал треуголкой резко взмахнул — батареи всех линейных кораблей и фрегатов залпом грянули истово. И ещё один залп, без передышки по взмаху — оглушительный, раскатистый, беспощадный…
И ещё, и ещё!..
Ядра шведские русских галер, однако, не достигали. Шли и шли галеры в обход, преодолевая пространство, неумолимо приближаясь к конечной цели. И ни звука, ни выстрела не раздавалось с их стороны. Молча гребли солдаты, сосредоточенно. Будто работу привычную и толково налаженную в этот час исполняли.
Имннно это вот спокойствие русских, их сосредоточенность спаянная, согласованность действий и привели Ватранга в миг единый в ярость неописуемую. Треуголка то и дело взлетала, беспрерывно раздавались слова команд, в гневе топал адмирал на кого-то ногами — торопил, торопил, торопил…
А русские шли.
Это было как наваждение, как стихийное бедствие, как горный обвал…
Как и предсказали Петру заранее, ветра не было на Балтике в этот утренний час. Потому и стояли грозные шведские корабли неподвижно, как застывшие сфинксы. Каждый из кораблей являл собой сейчас бастион, вся их линия складывалась в мощную неприступную крепость, но крепость эту, по счастью, легко можно было стороной обойти. Никакой преграды для русских галер она собой сегодня не представляла…
И тогда ещё одну попытку отчаянную предпринял Ватранг. Шлюпки приказал он спустить с кораблей, в каждую посадить по двадцать гребцов и буксировать фрегаты, сколько сил хватит, русским галерам наперерез.
Правда, кое-кто из подчинённых его понимал, что это скорее жест отчаяния, чем разумная мера. Но приказ есть приказ…
Капитан-командор Змаевич, ведущий прорыв, хорошо видел с передовой галеры своей, как бессильное это и бесполезное действо шведы осуществляли. Вёсла их рвали воду на части — даже ломались порою несла! — шлюпки дыбом вставали, проваливал корму, понуждаемые десятками крепких рук. а фрегаты почти не двигались с места. Метрами их подневольный путь измерялся.
Жалкими метрами, неспособными принести отчаявшемуся Ватрангу ни успокоения душевного, ни воинской славы.
И как будто в ответ на бесплодную попытку шведов миссию свою заградительную исполнить, из-за той же скальной гряды, что скрывала утром русские галеры от глаза, показались ещё пятнадцать судов, предводительствуемые генералом Лефортом. Они вырвались на простор и полетели вперёд по уже проложенному маршруту. Это Пётр, видя несомненный успех десанта Змаевича, закрепиться решил надежней на западном берегу. На прорыв пошли теперь из-за того же укрытия скампавеи боевого русского охранения.
К одиннадцати часам утра всё было кончено. Тридцать пять галер и малых галер — скампавей — вошли в шхеры, за полуостровом. В шхерах снова стали недосягаемы для больших кораблей.
Капитан-командор Матия Змаевич, исполняя утренний приказ государя, заблокировал немедленно все ходы и выходы в бухте, расположенной близ селения Рилакс.
В бухте той оказалось запертым надежно вместе с отрядом своим шаутбенахт Эреншельд, охраняющий ненужную уже теперь переволоку.
После полудня штиль кончился.
Ожили корабли Ватранга и адмирала Лиллье. Снова к ним подвижность вернулась, а с нею и гигантская мощь. Но единого плана в полной своей растерянности из-за прорыва русских галер шведские командиры так и не смогли составить в тот день. Словно какая-то невидимая пружина сломалась в чётком механизме их действий.