Выбрать главу

Итак, оба комитета утвердили нового куратора в Палаццо Каппони, а по отношению к прежнему куратору не проявили особо теплых чувств, отвечая на вопросы униженного Пацци по поводу пропавшего без вести ученого. Пацци вынес все это стоически.

Как любой другой опытный следователь, он постарался тщательно проанализировать все обстоятельства, чтоб узнать хоть что-то новое. Кто выиграл от исчезновения прежнего куратора? Пропавший был холостяк, всеми уважаемый, тихий ученый, который вел размеренную жизнь. У него имелись некоторые накопления, но ничего особенного. Его единственное достояние – работа вместе с привилегией жить в мезонине Палаццо Каппони.

Теперь имеется вновь назначенный куратор, утвержденный Советом после подробного экзамена по истории Флоренции и средневековому итальянскому. Пацци тщательно изучил заявление и анкеты доктора Фелла и его медицинские документы в Национальной службе здравоохранения.

Пацци подошел к нему, когда члены Совета рассовывали по портфелям свои бумаги, чтобы отправиться домой.

– Доктор Фелл…

– Да, коммендаторе?

Новый куратор был небольшого роста, стройный и холеный. Линзы его очков были затемнены в верхней части, а темный костюм был превосходного покроя, даже для Италии.

– Я вот тут пытался вспомнить, вы встречались когда-нибудь с вашим предшественником? – Антенны опытного полицейского уже были настроены на волну страха. Но тщательно наблюдая за доктором Феллом, Пацци отметил его абсолютное спокойствие.

– Мы с ним никогда не встречались. Я прочел несколько его монографий в «Nuova Antologia». – Разговорный тосканский диалект в устах доктора звучал четко, словно он декламировал. Может, он и говорил с акцентом, Пацци никак не мог его определить.

– Мне известно, что полицейские, которые сначала вели расследование, проверили Палаццо Каппони, пытаясь обнаружить какие-нибудь записи, прощальное письмо, записку о самоубийстве, но ничего не нашли. Если вам попадется что-либо в его бумагах, что-то личного характера, пусть даже самое тривиальное, позвоните мне, хорошо?

– Конечно, коммендаторе Пацци.

– Его личные вещи все еще в Палаццо?

– Да. Упакованы в два чемодана. Список прилагается.

– Я пошлю… нет, я сам заеду и заберу их.

– Вы не могли бы сначала позвонить мне, коммендаторе? Тогда я к вашему приходу отключу систему сигнализации, чтобы не заставлять вас ждать.

Что-то он слишком спокоен. Вообще-то, он должен меня хоть немного побаиваться. И еще просит предварительно ему позвонить, прежде чем я приеду…

Беседы с членами обоих комитетов вывели его из себя и он ничего не мог с этим поделать. А теперь еще и эта наглость и самоуверенность! И он тоже сделал выпад.

– Доктор Фелл, можно задать вам личный вопрос?

– Если того требует ваш долг, коммендаторе.

– У вас относительно свежий шрам на тыльной части левой руки.

– А у вас новое обручальное кольцо на вашей левой. Это что, тоже La Vita Nuova? – Доктор Фелл улыбнулся. У него были мелкие зубы, очень белые. Пацци был изумлен, и пока он раздумывал, обидеться ему или нет, доктор Фелл протянул свою искалеченную руку и продолжал: – Анкилоз пястья, коммендаторе. Изучение истории – опасная профессия.

– А почему вы не указали в анкете для Национальной службы здравоохранения, что у вас анкилоз пястья?

– У меня было такое убеждение, коммендаторе, что указывать свои увечья необходимо только в случае, если человек получает пособия по инвалидности. Я не получаю. И инвалидом не являюсь.

– Операцию, стало быть, вам делали в Бразилии, в стране, откуда вы приехали?

– Ее делали не в Италии. Я ничего не получал от итальянского правительства, – ответил доктор Фелл, явно считая такой ответ вполне достаточным.

Они последними вышли из салона. Пацци уже приблизился к двери, когда доктор Фелл окликнул его:

– Коммендаторе Пацци!

Доктор Фелл сейчас выделялся черным силуэтом на фоне высоких окон. Позади него, вдалеке, виднелся Дуомо.

– Да?

– Полагаю, что вы из тех самых Пацци, не правда ли?

– Да. Откуда вам это известно? – По мнению самого Пацци, недавние упоминания в газетах о его родстве были грубыми до неприличия.

– Вы мне напоминаете одну из фигур с медальонов работы делла Роббиа в вашей семейной капелле в церкви Санта Кроче.

– О, да, это Андреа де Пацци, он там запечатлен в виде Иоанна Крестителя, – отвечал Пацци, чувствуя в сердце легкий укол удовольствия.

Когда Ринальдо Пацци покинул наконец нового куратора, чья стройная и неподвижная фигура по-прежнему виднелась в комнате заседаний, у него долго еще сохранялось впечатление о докторе Фелле как о необыкновенно неподвижном человеке.

Очень скоро у него значительно прибавится впечатлений об этом человеке.

ГЛАВА 20

Теперь, когда неустанные поиски и разоблачения подвели нас к вещам совершенно бесстыдным и непристойным, будет полезно посмотреть, что именно все еще представляется нам мерзким и отвратительным. Какие события и явления по-прежнему достаточно сильно бьют по нашей холодной вялости и податливой совести, чтобы привлечь наше внимание?

Во Флоренции таким явлением стала выставка «Жестокие орудия пыток», и именно на этой выставке Ринальдо Пацци вновь повстречался с доктором Феллом.

Экспозиция, на которой было выставлено более двадцати классических орудий пытки с обширной документацией, размещалась в грозном Forte di Belvedere, форте Бельведер, мощном укреплении, построенном Медичи в XVI веке и прикрывающем подступы к южной стене города. Выставка неожиданно привлекла огромные толпы посетителей; возбуждение зрителей билось как форель, случайно попавшая в плавки купальщика.

Вначале предполагалось, что выставка продлится месяц; но «Жестокие орудия пыток» влекли к себе публику уже шестой месяц, что можно было сравнить только с выставками в Галерее Уффици и что превосходило успех экспозиций музея в Палаццо Питти.

Организаторы выставки – двое неудавшихся таксидермистов, которые раньше перебивались тем, что питались требухой тех животных, из которых они делали чучела, стали теперь миллионерами и проделали триумфальное турне по всей Европе, демонстрируя свою экспозицию и самих себя в новеньких смокингах.

Посетители приходили по большей части парами; это были туристы со всей Европы. Они полностью использовали продленное время работы выставки, часами толпясь перед этими машинами для причинения боли и вчитываясь в подробные описания на одном из четырех языков, которые разъясняли, для чего именно предназначались эти инструменты и как ими пользоваться. Иллюстрации Дюрера и других художников, а также дневники современников давали толпам посетителей возможность просветиться на предмет того, в чем, например, заключались наиболее примечательные моменты колесования.

Вот, к примеру, выдержка из такого текста:

«Итальянские князья предпочитали ломать и дробить тела своих жертв на земле с помощью окованного железом колеса, когда тело попадает между колесом и камнями мостовой, как показано на рисунке, тогда как в Северной Европе более распространенным способом казни было привязывать жертву к колесу, дробить ему или ей члены железным прутом и затем привязывать тело к спицам колеса ближе к его внешнему периметру; при этом множественные переломы обеспечивали требуемую гибкость и податливость тела. Все еще орущая голова и торс размещались ближе к центру. Последний способ обеспечивал более захватывающий спектакль, однако развлечение могло быстро прекратиться, если кусочек костного мозга попадал жертве в сердце».