Экспозиция «Жестокие орудия пыток» не могла не привлечь внимания знатоков и ценителей самых гнусных человеческих качеств. Но самую суть самого гнусного, так сказать, квинтэссенцию гнусности человеческого духа невозможно обнаружить ни в «Железной девственнице», ни на острие самого острого ножа; Изначальную Гнусность человека легче всего увидеть на лицах толпы.
В полутьме огромного каменного зала, под подвешенными к потолку и хорошо освещенными железными клетками для обреченных стоял доктор Фелл, тонкий знаток и ценитель блюд из мягких лицевых тканей человека, держа в искалеченной руке очки и прижимая кончик дужки к губам. Он полностью сосредоточился на наблюдении за лицами посетителей.
Там его и увидел Ринальдо Пацци.
Пацци в тот день выполнял еще одно мелкое поручение. Вместо того, чтобы пообедать вместе с женой, он проталкивался сейчас сквозь уличную толпу, чтобы повесить новые объявления, предупреждающие влюбленные парочки о Флорентийском Монстре, том самом, которого сам он так и не смог поймать. Точно такой же плакат висел и над его собственным столом – его там прикрепили новые начальники вместе с другими объявлениями о розыске преступников, поступавшими со всего света. Таксидермисты, совместно обслуживавшие билетную кассу, были рады добавить к своей экспозиции и толику современных ужасов, но попросили Пацци самого повесить плакат, поскольку никому из них не хотелось оставлять другого наедине с наличными. Несколько посетителей из местных узнали Пацци и освистали его, прячась в толпе.
Пацци приколол по углам кнопками синий плакат с изображением единственного уставленного на зрителя глаза. Теперь он висел на доске объявлений возле выхода, где на него наверняка будут обращать внимание. Пацци включил лампочку над доской. Наблюдая за выходящими из зала парочками, Пацци прекрасно видел, что многие из них уже впали в состояние эротического возбуждения, как во время гона, и прижимаются друг к другу в толпе у выхода. Ему вовсе не хотелось увидеть еще одну ужасную «живописную картину», всю эту кровь и цветы.
Пацци действительно хотел поговорить с доктором Феллом – ему было бы сейчас удобно забрать вещи пропавшего куратора, раз уж он оказался рядом с Палаццо Каппони. Но когда Пацци отошел от доски объявлений, доктора в зале уже не было. Не было его и в толпе у выхода. Только каменная стена, возле которой он только что стоял, под клеткой для пытки голодом со скелетом в ней, свернувшимся калачиком и все еще протягивающим руку, моля о пище.
Пацци разозлился. Он протолкался сквозь толпу, вышел наружу, но доктора так и не обнаружил.
Охранник на выходе узнал Пацци и не сказал ни слова, когда тот перешагнул через ограждение и, покинув помещение выставки, пошел в глубь темных пространств форта Бельведер. Он выбрался наверх, подошел к парапету, обращенному на север, и посмотрел через реку Арно. У его ног лежала Старая Флоренция, из которой поднимались огромная масса Дуомо и башня Палаццо Веккьо.
У Пацци было такое ощущение, что его душа корчится на острие случайного стечения обстоятельств. И весь город словно насмехается над ним.
Американское ФБР нанесло еще один, последний удар в спину Пацци, заявив в прессе, что разработанный ими психологический портрет Il Mostro не имеет ничего общего с арестованным им человеком. «Ла Национе» добавила к этому, что Пацци «запихнул Токка в тюрьму».
Предпоследний раз, когда Пацци сам вешал такой плакат, предупреждающий о преступлениях Il Mostro, был в Америке: это был боевой трофей, которым можно было гордиться, и он прикрепил его к стене в Отделе психологии поведения и поставил на нем свой автограф – по просьбе американских полицейских. Они все о нем знали, восхищались им, приглашали к себе. И супруги Пацци гостили на побережье штата Мэриленд.
Стоя у мрачного парапета, глядя на древний город, он ощущал соленый воздух Чесапикского залива, видел свою жену на берегу, в новых белых теннисных туфлях.
В Отделе психологии поведения ФБР хранился рисунок Флоренции, который ему показали как местную достопримечательность. На рисунке был изображен вот этот самый вид – Старая Флоренция, вид с форта Бельведер, самая лучшая панорама старого города. Но не цветная. Нет, это был рисунок карандашом с растушевкой углем. Рисунок был на фотографии, на заднем плане фотографии. Это была фотография американского серийного убийцы, доктора Ганнибала Лектера, Ганнибала-Каннибала. Лектер рисовал Флоренцию по памяти, и рисунок висел в его камере в больнице для невменяемых преступников, в месте столь же мрачном, как и это.
Когда посетила Пацци эта вдруг созревшая мысль? Два зрительных образа – реальная Флоренция, раскинувшаяся перед ним, и рисунок, что он вспомнил. Когда он вешал плакат об Il Mostro несколько минут назад. Объявление Мэйсона Верже в его собственном кабинете с обещанием огромного вознаграждения и некоторыми подробностями, которые могут оказать помощь при поимке Ганнибала Лектера:
«ДОКТОР ЛЕКТЕР БУДЕТ ВЫНУЖДЕН СКРЫВАТЬ СВОЮ ЛЕВУЮ РУКУ И МОЖЕТ ПОПЫТАТЬСЯ СДЕЛАТЬ ХИРУРГИЧЕСКУЮ ОПЕРАЦИЮ, ПОСКОЛЬКУ ТОТ ВИД ПОЛИДАКТИЛИИ, КОТОРЫМ ОН СТРАДАЕТ, – НАЛИЧИЕ ПОЛНОСТЬЮ РАЗВИТОГО ЛИШНЕГО ПАЛЬЦА – ЯВЛЕНИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНО РЕДКОЕ И ЕГО ЛЕГКО ВЫЯВИТЬ».
Доктор Фелл прижимает очки к губам искалеченной рукой со шрамом.
Подробный рисунок вот этого пейзажа на стене камеры Ганнибала Лектера.
Может быть, эта мысль осенила Пацци, когда он смотрел на раскинувшуюся внизу Флоренцию, или снизошла на него сверху, из мрака, клубящегося над огнями города? И почему ее предвестником был запах соленого ветра с берегов Чесапикского залива?
Это было странно для человека, привыкшего мыслить зрительными образами – связь возникла вместе со звуком, звуком, который производит капля, упавшая в набухающую лужу.
Доктор Лектер бежал во Флоренцию.
Бульк!
Ганнибал Лектер – это доктор Фелл.
Внутренний голос Ринальдо Пацци сообщил ему, что он, вероятно, сошел с ума, мучаясь в клетке своих несчастий; его свихнувшийся мозг словно грызет прутья, ломая зубы, как тот скелет в железной клетке для пытки голодом.
Он не помнил, как оказался у ворот Возрождения, ведущих из форта Бельведер на крутую Коста ди Сан-Джорджо, узкую улицу, которая, вертясь и извиваясь, спускается вниз, в самое сердце Старой Флоренции, до которой отсюда всего полмили. Ноги, казалось, сами несли его вниз, по плитам мостовой, и он невольно шел быстрее, чем ему хотелось, и все время высматривал впереди человека, которого называли доктором Феллом, потому что для Пацци это был путь к себе, путь домой. На полдороге Пацци свернул на Коста Скарпучча, продолжая спускаться все ниже, пока не добрался до Виа ди Барди, рядом с рекой. Возле Палаццо Каппони, где жил доктор Фелл.
Отдуваясь после крутого спуска, Пацци нашел себе местечко в тени, куда не падал свет уличного фонаря, у входа в чей-то дом напротив палаццо. Если кто-то случайно пройдет мимо, можно притвориться, будто звонишь в дверь.
Палаццо был погружен во тьму. Пацци были видны его огромные двустворчатые двери и красный индикатор камеры наружного наблюдения. Пацци не знал, как она работает – все время или только тогда, когда кто-то звонит в дверь. Камера была глубоко утоплена в нишу у входа. Пацци решил, что вдоль фасада она наблюдать не может.
Он подождал с полчаса, слушая собственное дыхание, но доктор все не появлялся. Может быть, он был дома, просто не включил свет.
Улица была пустынна. Пацци быстро пересек ее и прижался к стене палаццо.
Еле слышный звук, чуть слышный звук изнутри. Пацци прижался ухом к холодным прутьям решетки на окне и прислушался. Клавесин. Кто-то играл Баха – «Вариации Гольдберга».
Пацци должен был ждать, скрываться и думать. Еще слишком рано, чтобы вспугивать дичь. Надо сперва решить, что делать. Ему вовсе не хотелось снова попасть в идиотское положение. Он тихонько переместился назад, в тень на той стороне улицы. Последним в тени скрылся его нос.