Как обычно, в 8-30 ей разрешили выйти из камеры, но когда она подошла к залу для свиданий, ее перехватил тюремщик и направил в комнату для допросов на первом этаже тюрьмы. В комнате вместо обычной няньки сидел Ринальдо Пацци и держал на руках ее ребенка.
– Привет, Ромула, – сказал он.
Она направилась прямо к этому высокому полицейскому, но он вовсе не выказал никакого желания сразу же передать ей ребенка. А ребенок хотел есть и уже искал ротиком ее грудь.
Пацци указал ей кивком на ширму в углу комнаты:
– Там есть стул. Мы можем поговорить, пока ты его кормишь.
– Поговорить? О чем, Dottore? – Ромула вполне прилично говорила по-итальянски, так же как по-французски, по-английски, по-испански и по-цыгански. Она говорила без всякой аффектации – в прошлый раз никакие ее артистические ухищрения не помогли избежать трехмесячного тюремного заключения за карманные кражи.
Она зашла за ширму. В пластиковом пакете, спрятанном в пеленках младенца, было сорок сигарет и шестьдесят пять тысяч лир, чуть больше сорока одного доллара, все в потрепанных банкнотах. Если бы этот полицейский обыскал ребенка, он мог бы предъявить ей дополнительные обвинения прямо в тот момент, когда она достала контрабанду, и лишить ее всех послаблений. Она с минуту раздумывала, глядя в потолок, пока ребенок сосал грудь. Зачем ему это? Он все равно в более выгодном положении. Она достала пакет и спрятала его под одеждой. Из-за ширмы донесся его голос:
– Ты тут уже всем надоела, Ромула. Кормящая мать в тюрьме – это сплошные неприятности. Здесь полно больных людей, у сестер и без тебя хватает забот. Тебе самой-то не осточертело каждый раз отдавать ребенка, когда кончаешь кормить?
И что ему от нее нужно? Она знала, кто он такой – начальник, Pezzo da novanta, мерзавец самого большого пошиба.
Обычным «бизнесом» Ромулы было гадание по руке на улицах – этим она зарабатывала на жизнь; карманные кражи были побочным промыслом. В тридцать пять она была уже достаточно потрепана жизнью, но у нее теперь были очень чувствительные усики-антенны, прямо как у бабочки «сатурния луна». Этот полицейский – она продолжала рассматривать его, глядя поверх ширмы, – весь такой аккуратный, на руке обручальное кольцо, ботинки начищены, ясно, что у него есть жена, да еще и хорошая прислуга – косточки в воротничок рубашки вставлены правильно, сам воротничок отутюжен. Бумажник – в кармане пиджака, ключи – в правом кармане брюк, деньги – в левом, сложены в пачку, видимо, перетянуты резинкой. Между карманами висит член. Сам поджарый, очень мужественный, уши, правда, как цветная капуста, шрам от удара, на лбу возле волос. Нет, ему от нее нужен не секс – если б он хотел ее завалить, он бы не принес ребенка. Он, конечно, не подарок, но, как ей показалось, не из тех, кто станет заниматься сексом с заключенными женщинами. Лучше не смотреть в его черные злые глаза, пока ребенок сосет грудь. Зачем он принес ребенка? Потому что хочет показать ей свою власть, намекнуть, что может его у нее отнять. Что бы это могло значить? Ему нужна информация? Ну, она ему все расскажет, все, что угодно – хоть про пятнадцать цыган, которых никогда и на свете-то не было. Так, хорошо, а что я могу получить взамен? Ладно, посмотрим. Можно ведь и надуть его…
Она следила за его лицом, когда выходила из-за ширмы. Над головой младенца полумесяцем сияло нечто вроде нимба.
– Жарко там, – сказала она. – Может, окно откроете?
– Я мог бы сделать для тебя и больше, Ромула. Например, открыть двери. И ты знаешь это.
Тихо в комнате. За стенами обычный шум тюрьмы Солличано, как надоевшая тупая головная боль.
– Скажите, что вам надо. Я могу для вас кое-что сделать и сделаю с удовольствием, но не все, что угодно. – Инстинкт подсказал ей (и совершенно правильно), что он будет уважать ее за это предупреждение.
– Ничего особенного, la tua solita cosa, то, чем ты всегда занимаешься, – ответил Пацци. – Но мне нужно, чтобы на этот раз ты это дело провалила.
ГЛАВА 25
В течение дня они наблюдали за фасадом Палаццо Каппони из высокого разбитого окна квартиры в доме напротив – Ромула со старухой-цыганкой, которая помогала ей с ребенком и, наверное, приходилась ей какой-нибудь родственницей, и Пацци, который убегал из Квестуры при любой возможности.
Фальшивая деревянная рука, которой Ромула пользовалась в своем «бизнесе», лежала на стуле в спальне.
Пацци получил квартиру в свое распоряжение на дневное время: хозяин был преподавателем близлежащей Школы Данте Алигьери. Ромула настояла, чтобы ей с ребенком выделили одну полку в стоявшем в квартире маленьком холодильнике.
Долго им ждать не пришлось.
В половине десятого утра на второй день слежки помощница Ромулы, сидевшая у окна, издала свист. На той стороне улицы в фасаде палаццо возник пустой темный провал – одна из массивных створок дверей отворилась внутрь.
И вот он появился – человек, известный во Флоренции как доктор Фелл, небольшого роста, стройный, в темном костюме, холеный и гладкий как норка. Стоит на крыльце, словно нюхая воздух, и изучает улицу в обоих направлениях. Потом он нажал на кнопку пульта дистанционного управления, включая охранную сигнализацию, и закрыл за собой дверь с огромной ручкой кованого железа – она вся в пятнах ржавчины и с нее невозможно снять отпечатки пальцев. В руке у него была хозяйственная сумка.
Увидев доктора Фелла в первый раз сквозь щель в ставнях, старуха-цыганка схватила Ромулу за руку, как бы пытаясь остановить, посмотрела Ромуле в глаза и резко дернула головой, пока полицейский не глядел в их сторону.
Пацци сразу понял, куда идет доктор Фелл.
Изучая мусор доктора, Пацци обнаружил среди прочего оберточную бумагу известного магазина деликатесов – «Вера даль 1926», который располагается на Виа Сан-Джакопо возле моста Санта Тринита. Доктор направлялся именно в ту сторону. Ромула между тем влезла в свою уличную одежду, а Пацци продолжал наблюдать из окна.
– Dunque, он идет в магазин, – произнес Пацци. Он не мог удержаться и уже в пятый раз повторил Ромуле данные ей инструкции. – Следуй за ним, Ромула. Потом жди его на этой стороне Понте Веккьо. Перехватишь его, когда будет идти назад с полной сумкой. Я буду двигаться на полквартала впереди него, ты меня увидишь первым. Я буду рядом. Если возникнут проблемы, если тебя арестуют, я все улажу. Если он пойдет куда еще, возвращайся сюда и жди моего звонка. Вот, возьми пропуск для такси на проезд в старый город.
– Eminenza, – ответила Ромула, по итальянской традиции иронически награждая его преувеличенно высоким титулом, – если будут проблемы и мне окажет помощь один человек, не мешайте ему, это мой друг, он ничего не возьмет. Дайте ему возможность убежать.
Пацци не стал ждать лифта, он сбежал вниз по лестнице. Он был одет в перепачканный комбинезон, на голове кепка. Во Флоренции трудно следить за человеком, поскольку тротуары здесь узкие, а жизнь твоя на улице не стоит ни гроша. Пацци заранее поставил у тротуара старый побитый мотороллер, к которому было привязано с дюжину швабр и щеток. Мотороллер завелся с первого удара по стартеру, и главный следователь поехал вперед по улице в облаке синего дыма. Маленький мотороллер подпрыгивал на камнях мостовой, точно бегущий рысью ослик.
Пацци еле двигался, вызывая нетерпеливые гудки других водителей, потом остановился и купил сигарет, он всячески тянул время, чтобы оставаться позади доктора Фелла, пока не убедился, куда именно тот направляется. Вот кончилась Виа де Барди, дальше лежала Борго Сан-Джакопо со встречным односторонним движением. Пацци оставил мотороллер у тротуара и проследовал дальше пешком, все время поворачиваясь боком, чтобы проскользнуть сквозь толпу туристов, скопившуюся на южной стороне Понте Веккьо.
Флорентийцы утверждают, что магазин деликатесов «Вера даль 1926» с его огромным выбором сыров и трюфелей пахнет как ступни самого Господа Бога.
Доктор, несомненно, не торопился, выбирая себе трюфели из первого урожая нынешнего сезона. Пацци видел его спину сквозь стекло витрины, по ту сторону от великолепной экспозиции разных сортов ветчины и макарон.