Такого никак невозможно бояться, подумала Ганка, хотя и одет чужак был чудно: в какую-то юбку, плетеную из сухой травы, и солнечные пятна прыгали по голой бледной его груди и по босым грязным ногам. Зато на рыжих волосах красовался пышный венок из папоротника, диких злаков и поникших лесных фиалок, колокольчиков и маргариток. Существо, отважившееся нахлобучить на себя такой венок, кем бы оно ни было, не может быть страшным, решила Ганка.
Она набрала в грудь воздух, и осторожно, словно боясь спугнуть мотылька, выдохнула его вместе с вопросом:
— Ты эльф?
Чужак поправил венок, так, что тот съехал с правого уха на макушку, и сказал:
— Наверное. Нравится?
— Венок? — поняла Ганка, хотя при известном воображении это «нравится» можно было отнести к чему угодно.
— Да! — обрадовался эльф, — правда, красивый? Я его долго плел… солнце сначала стояло вон тут, а потом, когда я закончил, ушло вон туда. Вон за ту сосну.
По всему получалось, что венок был вчерашний.
— Могу тебе подарить, — великодушно предложил эльф.
— Лучше новый сплети, — практично сказала Ганка, — этот скоро завянет.
— Все красивое вообще быстро вянет, — грустно ответил эльф, — и если я сплету тебе новый, он тоже завянет на следующее утро.
— Ну так хотя бы на следующее.
Венок, украшавший голову эльфа, подумала она, до следующего утра никак не дотянет.
Эльф по-прежнему топтался на тропинке, мешая пройти, и Ганка не знала, что делать. Прогнать? Он может обидеться, а обида эльфа — дело страшное и опасное, эльфы злопамятны и непредсказуемы и еще управляют странными силами. И еще могут отобрать удачу. Потому Ганка, помолчав, осторожно сказала:
— Какую дань ты потребуешь, лесной дух? Только я могу дать тебе разве что что-то из вот этой корзинки… И то не все — иначе мои братья и отец у клети останутся голодными.
Тут она приврала — она несла всего лишь десяток яиц, домашний пышный хлеб новой выпечки, молодой лук, круг колбасы и круг сыра, так, побаловаться, а кашу для кулеша братья давно уже сварили, и даже в расчете на нее, Ганку.
Эльф потянул коротким носом:
— Там что у тебя? Сыр?
— Ну, — согласилась Ганка.
— Ух ты! — сказал эльф, — давно уж я не ел сыра.
— Угощайся на здоровье — Ганка развернула сырую тряпицу, в которую сыр был завернут. Сыр пах так вкусно, ну, скажем, не вкусно, забористо пах, что она и сама вдруг почувствовала, что ужас до чего хочет есть…
На обочине тропки лежала удобная коряжка: высеребренная солнцем и дождями, сухая и крепенькая, такая крепенькая, что даже муравьи отказались в ней селиться, и Ганка, усевшись бок о бок с эльфом, отломила ему и себе щедрый кусок сыра и не менее щедрый ломоть свежего, пахнущего кислинкой хлеба.
Эльф лопал так, что Ганка испугалась:
— Ты это, — сказала она, заглотнув внушительный кусок, — осторожней. Этот хлеб только утром подошел, он еще сырой, его нельзя так быстро…
— А чего будет? — спросил эльф, — и торопливо, словно боялся, что отберут, отгрыз полгорбушки разом.
— Живот заболит, вот чего, — солидно сказала Ганка, — скрутит так, что и помереть можно… — Она подумала, что эльф может обидеться или подумать, что она пожалела ему сыра и хлеба, и вместо того, чтобы наслать удачу, отобрать ту, что уже имеется, а потому торопливо добавила. — Я ж ничего… ты не торопись только… я ж не отберу. А хочешь, еще принесу?
— Завтра? — обрадовался эльф.
— Нет, — Ганка покачала головой, — завтра не выйдет. Дней через пять, оно, пожалуй… Яйца у них как раз к тому закончатся, и сыр… То есть, — она поглядела на то, что осталось от сыра, полкруга, не больше, — сыр у них закончится раньше.
— А я видел твоих братьев, — эльф печально смотрел, как Ганка заворачивает остаток сыра обратно в тряпицу, — они такие большие, черные такие… И зачем-то играют в печку. Я видел, они такую клетку из деревьев сложили, и еще обложили деревьями и дерном все это сверху… Здоровая такая куча получилась, и теперь они ее жгут. Там дым стоит, на поляне, ух, какой дым.
— Это не игра, — Ганка хотела добавить «дурень», но вспомнила, что с эльфами так нельзя, — это они уголь делают. Это работа такая. Батя говорит, чтобы управлять огнем, надо особое умение, потому что огонь надо кормить, и вот на верхушке кучи сидит человек, он называется жигаль, и он разжигает костер и сбрасывает его в эту самую клетку, и это надо делать два дня и две ночи подряд, а когда куча загорится, вот тогда уж трубу закрывают, а внизу делают такие дырки, они называются поддуваленки. И если их правильно закрывать и открывать, можно управлять огнем.