— Его зовут Франклин, так? Пусть он войдет, — сказал Мэйсон и выключил свет.
Маленький мальчик стоял один в углу под ярким светом, падавшим сверху, и, щурясь, смотрел в темноту.
Раздался звучный голос:
— Тебя зовут Франклин?
— Франклин, — ответил мальчик.
— С кем ты живешь, Франклин?
— С мамой, и с Ширли, и со Стрингом.
— А Стринг все время с вами живет?
— Не-а, когда живет, а когда нет.
— Ты сказал, «когда живет, а когда нет»?
— Ага.
— Мама ведь не настоящая твоя мама, Франклин?
— Приемная.
— И не первая приемная мать, у которой ты живешь?
— Ага.
— Тебе нравится там жить, Франклин?
Мальчик заулыбался:
— У нас там кошка, Китти-Кэт. Мама делает пироги в духовке.
— Ты давно там живешь, с мамой?
— Не знаю.
— А они тебе устраивали праздник на день рожденья?
— Один раз устраивали. Ширли вкусный сок приготовила, из порошка.
— Ты любишь сок?
— Ага, из клубники.
— Ты любишь маму и Ширли?
— Ага, люблю, и Китти-Кэт тоже.
— И ты хочешь и дальше там жить? Когда ты ложишься спать, ты себя чувствуешь в полной безопасности?
— Ага. Я сплю в комнате с Ширли. Ширли, она уже большая.
— Франклин, ты больше не сможешь жить с мамой, и с Ширли, и с Китти-Кэт. Тебе придется уехать.
— Кто велел?
— Власти велели. Мама потеряла работу и разрешение на воспитание приемных детей. Полиция нашла у вас дома сигарету с марихуаной. Ты маму больше не увидишь. И Ширли тоже, и Китти-Кэт.
— Нет! — вырвалось у Франклина.
— А может, они просто сами не хотят тебя видеть, Франклин. Может, у тебя что-нибудь не в порядке? Болячки какие-нибудь или еще что-нибудь такое? А может, у тебя кожа слишком черная, и они тебя поэтому не любят?
Франклин задрал подол рубашки и посмотрел на свой животик. И замотал головой. Он уже плакал.
— А знаешь, что будет с Китти-Кэт? Кстати, ее так и зовут?
— Так и зовут, Китти-Кэт. Имя такое.
— Так вот, знаешь, что будет с Китти-Кэт? Придет полицейский и заберет Китти-Кэт в приемник для бродячих кошек, а там доктор сделает ей укол. Тебе ведь делали уколы в детском садике? Медсестра делала тебе уколы? Такой блестящей иголкой? Вот и Китти-Кэт сделают укол. Она очень испугается, когда увидит иголку. А они всадят ей эту иголку, и ей будет очень больно. И она умрет.
Франклин еще больше задрал подол рубашки и закрыл им лицо. И засунул в рот большой палец — он этого уже целый год не делал, с тех пор, как мама попросила его больше так не делать.
— Подойди сюда, — продолжал голос из темноты. — Подойди, и я расскажу тебе, как можно спасти Китти-Кэт от укола. Ты ведь не хочешь, чтоб Китти-Кэт сделали укол, а, Франклин? Тогда подойди сюда, Франклин.
Франклин медленно двинулся вперед, в темноту. Из глаз его продолжали течь слезы, и он сосал большой палец. Когда он оказался футах в шести от кровати, Мэйсон дунул в свой прибор, и зажегся свет.
Франклин даже не вздрогнул — может быть, у него хватило прирожденного мужества, может быть, из-за желания помочь Китти-Кэт или от ужасного ощущения, что ему некуда скрыться. Он не убежал. Он стоял и смотрел Мэйсону в лицо.
Мэйсон, вероятно, нахмурился бы, если бы у него были брови. Он был разочарован результатами своих трудов.
— Ты можешь спасти Китти-Кэт от укола, если сам дашь ей крысиного яду, — сказал Мэйсон. Некоторые звуки в его речи отсутствовали, но Франклин все понял.
Франклин вынул палец изо рта.
— Ты поганая старая какашка, — произнес Франклин. — И еще урод. — Он повернулся и вышел из комнаты, прошел через холл между свернутых шлангов и вернулся в игровую комнату.
Мэйсон следил за ним по экрану. Служитель повернулся в сторону мальчика и внимательно наблюдал за ним, притворяясь, будто читает свой «Вог».
Франклин больше не обращал внимания на игрушки. Он прошел в угол и сел под чучелом жирафа, лицом к стене. Это было все, что он мог сделать, чтобы не сосать палец.
Корделл внимательно следил, когда он заплачет. И когда увидел, что плечи мальчика вздрагивают, он подошел к нему и осторожно вытер слезы стерильными тампонами. Потом положил тампоны в стакан с мартини, который охлаждался для Мэйсона в холодильнике рядом с апельсиновым соком и кока-колой.
Глава 10
Отыскать медицинские документы доктора Лектера было делом нелегким. Если вспомнить, с каким глубочайшим презрением он относился к медицинскому истеблишменту и к большинству практикующих врачей, то вовсе не удивительно, что у него никогда не было личного лечащего врача.