— Да, я слыхала этот термин, — ответила Старлинг. — Это, наверное, был мистер Миггз, верно? Он хорошо умел кидаться.
— Я это все выбросила из памяти. А вот вас я помню. Вы приходили к нам в больницу и говорили с Фредом — с доктором Чилтоном, а потом спускались туда, в этот подвал, где был Лектер, правильно?
— Да.
Доктор Фредерик Чилтон был директором Балтиморской спецбольницы для невменяемых преступников. После побега доктора Лектера он однажды уехал в отпуск и с тех пор числился пропавшим без вести.
— Вы, наверное, знаете, что Фред пропал.
— Да, я слыхала об этом.
У мисс Кори на глазах выступили слезы.
— Он был моим женихом, — произнесла она. — Он пропал, а потом закрыли больницу, все было так, словно мне потолок на голову обрушился. Если бы не моя церковь, я бы всего этого не пережила.
— Мне очень жаль, — сказала Старлинг. — Теперь у вас хорошая работа.
— Но нет рядом Фреда. Это был прекрасный, просто прекрасный человек. И мы так любили друг друга! Такое не каждый день встречается! Его ведь избрали однажды Парнем Года, когда он учился в старших классах, в Кантоне, в Коннектикуте.
— Мне уже пора. Айнел, еще один вопрос: где он держал медицинскую документацию — у себя в кабинете или в приемной, где ваш стол…
— Все документы хранились в стенных шкафах в его кабинете, но потом их скопилось так много, что мы поставили новые шкафы в приемной. Они всегда были заперты, конечно. Когда нас стали выселять, в помещение въехала метадоновая клиника — временно — но все равно, все вещи много раз перетаскивали с места на место.
— А вы когда-нибудь видели карту доктора Лектера? Держали ее в руках?
— Конечно.
— Случайно не помните, в ней были какие-нибудь рентгеновские снимки? И вообще, снимки обычно хранились внутри карты или отдельно?
— Внутри. Их всегда вкладывали в медкарту. Они были больше по размеру, и с ними неудобно было обращаться. У нас был свой рентгеновский аппарат, но постоянного рентгенолога не держали, поэтому и не было отдельных медкарт в рентген-кабинете. Я, честное слово, уже не помню, были в его карте снимки или нет. Вот энцефалограмма там была, Фред ее часто показывал приезжавшим. Доктор Лектер — не хочу даже называть его доктором! — был весь опутан проводами от энцефалографа, когда напал на эту бедную медсестру. И что самое ужасное, у него даже пульс не изменился, когда он на нее напал. Ему сломали руку санитары, понимаете, они все набросились на него, пытаясь оторвать от нее. Вот потом и пришлось делать рентгеновский снимок. Они бы ему не только руку сломали, будь на то их воля…
— Если вам что-нибудь придет в голову, где могут храниться эти документы, позвоните мне, ладно?
— Мы начнем, что называется, «глобальный поиск», так? — мисс Кори явно нравился этот термин. — Только не думаю, что мы что-нибудь найдем. Ведь многие архивы были просто брошены, не нами, а этими, из метадоновой клиники.
У кофейных кружек были толстые края, и капли с них стекали по стенкам. Старлинг наблюдала, как Айнел Кори, тяжело переваливаясь, идет к дверям — прямо-таки воплощенное страдание — а затем залпом проглотила оставшийся кофе, заткнув за воротник салфетку.
Старлинг понемногу приходила в себя. Она понимала, что что-то здесь ее здорово раздражает. Может быть, скверный запах, нет, что-то больше, чем просто скверный запах, может быть, вся эта безвкусица. Равнодушие к вещам, которые радуют глаз. Может быть, она соскучилась по стильной обстановке. Пусть даже псевдо-аристократический стиль — и то было бы лучше, чем ничего. Да, вот так я считаю, нравится это вам или нет.
Старлинг произвела некоторый самоанализ, пытаясь обнаружить в себе признаки снобизма, и решила, что снобом ей становиться не с чего. Потом, думая о стиле, она вспомнила Эвельду Драмго, у которой со стилем было все в порядке. При этой мысли Старлинг вдруг страшно захотелось снова «выпустить пар».
Глава 11
И Старлинг вернулась туда, где все это начиналось, в Балтиморскую спецбольницу для невменяемых преступников штата Мэриленд, ныне уже не действующую. Старое здание бурого цвета, пристанище боли, ныне закрытое и запертое, изрисованное граффити и ожидающее сноса.