– Примерно, но армия Ганнибала постоянно увеличивается. К ней каждый день присоединяются все новые и новые галлы и лигурийцы.
– Отбросы, дикари, живущие племенами! Большинство из них родную мать продаст, если это будет им выгодно… – Офицер, погрузившись в размышления, принялся расхаживать по подвалу. – Насколько я понимаю, Ганнибалу нужно наше зерно?
– Да.
– А если мы ему его дадим?
Ганнон сомневался, что офицер наделен достаточной властью, чтобы открыть ворота города, и задал свой вопрос, потому что напуган. Это послужило ему некоторым утешением. Карфагенянин не имел ни малейшего представления о том, какая часть населения Виктумулы являлась гражданами Республики. Скорее всего большинство. Негражданам не было нужды прятаться за стенами города. Знают ли они, что их ждет, когда Виктумула падет? Ганнибал использовал новую и очень умную тактику, основанную на том, что Республика не полностью контролировала Цизальпийскую Галлию. Негражданам даровали жизнь, если те сдавались на волю победителя. Им говорили, что у Карфагена нет с ними разногласий, и отпускали. С другой стороны, захваченных в плен римлян казнили или продавали в рабство. Целью Ганнибала было посеять сомнения среди союзников римлян. Он еще только начал прибегать к данной стратегии, но возлагал на нее большие надежды.
Офицер наверняка понимает – или, по меньшей мере, предполагает, – что произойдет, когда армия Ганнибала ворвется в город. Ганнон решил, что стоит напустить страха на сукина сына; пусть знает, что его ждет мучительная смерть.
– Большинство горожан станут рабами, других казнят. Их собственность будет конфискована или уничтожена.
Его мучитель поджал побелевшие губы, триарии дружно зарычали от ярости.
– А что будет с теми, кто не является гражданами Республики?
– Им не причинят вреда. Карфаген не желает им зла.
Ганнон подумал, что Ганнибал очень умно это придумал.
– Вы слышали ублюдка? – вскричал офицер. – А у него есть характер…
– Позвольте мне им заняться, – взмолился косоглазый триарий.
– И мне! – добавил его товарищ.
Офицер принялся внимательно изучать лицо Ганнона. И, хотя страх пленника уже достиг заоблачных высот, молодой человек сумел ответить ему злобным взглядом. Несколько долгих мгновений ни тот, ни другой не опускали глаз.
– Я знаю гораздо более надежный способ заставить пса страдать, – сказал офицер. – Сильнее всего он разозлился, когда я назвал его рабом.
Непередаваемый ужас наполнил Ганнона, когда римлянин вытащил из жаровни прут с буквой «Б». Только не это, боги, прошу вас! Баал Хаммон, защити меня! Мелькарт, сделай что-нибудь!
Однако его мольбы оказались напрасными.
– Это нанесет самый страшный удар по твоей гордости, верно, гугга? – размахивая прутом, офицер направился к Ганнону. – Тебе ведь придется до конца жизни носить клеймо раба.
Больше всего на свете Ганнон жалел, что в руках у него нет меча, которым он проткнул бы своего мучителя насквозь. Но меча не было, и он сжал зубы, приготовившись к самой страшной боли, какую ему доводилось испытывать.
Офицер посмотрел на триариев.
– Разумеется, через несколько часов он отправится в царство Аида, но это не важно.
Хохот солдат оглушил Ганнона, который не мог отвести глаз от приближающейся буквы «Б».
И страх победил.
– Не делай этого. Я сохранил тебе жизнь.
– В каком смысле? Ты спятил? – вскричал офицер, но его рука замерла в воздухе.
– Около недели назад ты и твои солдаты попали в засаду недалеко от вашего лагеря. Столкновение получилось яростным, и многие твои люди погибли. Ты отступал, когда я тебя догнал. И я подарил тебе жизнь, хотя мог убить.
Когда на лице офицера появилось потрясение, Ганнон вознес молитву богам, чтобы тот не узнал, что на самом деле он спасал жизнь Мутту.
Похоже, на сей раз боги ответили на его мольбу, потому что офицер улыбнулся.
– Клянусь Юпитером, ты там действительно был! Иначе откуда бы тебе знать такие подробности?
– Я прошу только о быстром конце, больше мне ничего не нужно, – поспешил сказать Ганнон.
В подвале повисла тишина.
Пусть он меня убьет. Пожалуйста.
– Тебе следовало меня убить. Я бы с тобой так и поступил, – заявил офицер, и жестокая улыбка искривила его губы. – Впрочем, твои слова ничего не меняют. За то, что вы заявились на наши земли, вы, ублюдки, заслуживаете самой страшной кары. Держите его, – приказал он. – Он будет вырываться и лягаться, как мул.
Ганнон постарался прогнать разочарование и страх и рискнул сделать совсем уж безумную ставку.
– Им не нужно меня держать, – сказал он. – Я смогу вытерпеть боль.