– Давай, покажи мне ублюдка-римлянина.
Бомилькар улыбнулся.
– Если Баал Хаммон на нашей стороне, в этом не будет необходимости.
– Ты что задумал?
– Я принес такой же, как у меня, плащ. Когда ты наденешь его, люди перестанут обращать на нас внимание. – Стараясь не прикасаться к ране, Бомилькар накинул плащ на плечи Ганнона, потом надел капюшон ему на голову, и тот скрыл его шею. – Мы пойдем к главным воротам. Там сосредоточены основные силы Ганнибала. Они пытаются разбить их тараном, а катапульты устроили настоящий хаос среди защитников на стене.
– Но мы же не можем просто стоять на улице и ждать, когда они ворвутся в город.
– Нет, конечно. Рядом с воротами есть конюшня, которая принадлежит постоялому двору. Совсем рядом. Мы спрячемся в сарае, где хранится сено. Как только наши войдут в город, мы выйдем, и ты назовешься.
– Это легче сказать, чем сделать, – ответил Ганнон, вспомнив рассказы Бостара о безумии, которое охватило солдат Ганнибала, когда пал Сагунт в Иберии. Их вполне могли убить в разразившемся хаосе. Он видел, что Бомилькар его не понял, однако объяснять не стал. – Но это лучшее, что мы можем предпринять. Показывай дорогу.
– Я постараюсь идти как можно медленнее, а ты держись поближе ко мне. – Бомилькар осторожно прокрался к распахнутой двери и выглянул наружу. – Никого.
Не веря в то, что ноги ему подчиняются, Ганнон последовал за ним. Острая боль в шее немного отступила, возможно, от того, что его охватило возбуждение, или от страха. Ганнон не знал ответа, но молил богов, чтобы они не оставили его в своей милости, а если придется сражаться, дали силы противостоять врагу.
Стоявшая в алькове снаружи тусклая мерцающая лампа проливала свет на мертвого легионера, который лежал в расползающейся луже крови, и Ганнон испытал мрачное удовлетворение, когда увидел изумление на лице косоглазого триария. Он надеялся, что ему представится возможность поквитаться с Перой и оставшимися легионерами. «Не спеши, – вмешалась более здравомыслящая часть его сознания. – Ты и с ребенком не справишься, не говоря уже о полном сил солдате». Сейчас главная задача состояла в том, чтобы выжить. Отбросив в сторону жажду мести, Ганнон осторожно обошел лужу крови.
Сырой коридор тянулся от его камеры мимо еще нескольких дверей. Юноша остановился около одной из них и прислушался. Через пару мгновений он уловил едва различимый стон. «Какой еще несчастный находится за дверью?» – подумал он.
– У нас нет времени помогать другим узникам, – прошипел Бомилькар.
Постаравшись не думать о судьбе неизвестного пленника, Ганнон пошел дальше. Каждый шаг причинял ему невыносимые страдания, но он упрямо передвигал ноги, заставляя себя не останавливаться. Поспевать за Бомилькаром было трудно, и Ганнон попросил его немного передохнуть в конце коридора. Гладиус оттягивал ему руку, точно был сделан из свинца, но молодой человек продолжал крепко сжимать его в руке.
Наконец, Бомилькар повернул налево и, показав Ганнону, чтобы тот оставался на месте, осторожно поднялся по каменной лестнице. Вскоре он вернулся, и вид у него был довольный.
– Все так же, как когда я сюда вошел. На посту только один стражник, остальных отослали защищать город.
– Почему он тебя пропустил?
– Я сказал, что Пера приказал мне доставить сообщение стражнику у твоей двери. – Он снова подмигнул Ганнону. – Он ничего не заподозрит, пока мой ножичек не перережет ему глотку.
– Я тоже пойду, – запротестовал Ганнон.
– Нет. Лучше я один. Жди здесь, я тебя позову.
Рана Ганнона начала пульсировать с новой силой, и он смог найти в себе силы, только чтобы кивнуть.
Передвигаясь тихо, точно кошка, Бомилькар исчез на лестнице.
Стараясь не обращать внимания на отчаянно бьющееся сердце, Ганнон прислушивался к тому, что происходило наверху. Тихие голоса, оба добродушные, потом приглушенный смех, стук подбитых гвоздями сандалий по полу, вопрос – и крик, который тут же стих. Упало что-то тяжелое, и снова воцарилась тишина.
Кто умер? Не зная, что произошло, Ганнон поднял гладиус и приготовился встретить смерть с оружием в руках. Когда появился Бомилькар, он с облегчением выдохнул.