— Не могли бы вы, офицер Старлинг, признать вслух, для протокола, что я не поставлен вами в известность о своих правах? — Его голос оказался высоким и чуть грубоватым, как у Тарзана в исполнении Джонни Вайсмюллера.
— Никаких проблем. Я не провозгласила формулу Миранды[15]. Признаю это официально.
— А теперь скажите то же самое в свою сумку.
Старлинг открыла сумку и произнесла в нее четко и громко, словно обращалась к спрятавшемуся там троллю:
— Я не прочитала Барни формулу Миранды, и Барни не знает своих прав.
— Там дальше есть местечко, где подают отличный кофе, — сказал Барни. — Сколько шапок в вашей сумке? — поинтересовался великан, когда они двинулись в направлении кафе.
— Три, — ответила Старлинг.
Мимо них проехал автобус, номерные знаки которого говорили о том, что машина предназначена для перевозки инвалидов. Старлинг чувствовала, что пассажиры автобуса пялятся на нее. Она знала, что инвалиды частенько бывают сексуально озабоченными, и считала, что несчастные молодые люди имеют полное право проявлять эту озабоченность. Юные пассажиры проехавшего вслед за автобусом автомобиля тоже косились на нее, но молчали, видимо, опасаясь Барни. Все происходящее за стеклами машин привлекало внимание Старлинг (она опасалась мести Крипсов), однако молчаливое раздевание взглядом опасности не представляло.
Когда Барни и Старлинг входили в кафе, инвалидный автобус выкатился задом из подъездной аллеи и отправился в обратный путь.
Им пришлось ждать, пока не освободится место в отдельной кабинке. Заведение, где посетители заказывали в основном яичницу с беконом, было забито до отказа. Темноволосый официант что-то кричал повару на хинди. А повар с виноватым видом тыкал большими вилками в кусок мяса на гриле.
— Давайте подкрепимся, — сказала Старлинг. — Дядя Сэм платит. Как дела, Барни?
— На работе все в порядке.
— Чем занимаетесь?
— Старший санитар.
— Я думала, что вы уже фельдшер, что кончили медицинский колледж.
Барни пожал плечами, потянулся к молочнику и, глядя Старлинг в глаза, спросил:
— Они хотят наехать на вас за Эвельду?
— Посмотрим. Вы ее встречали?
— Видел однажды, когда к нам доставили ее мужа. Дижона… Он умер. Потерял много крови еще до того, как его сунули в карету. Уже ничего нельзя было сделать. Она не хотела, чтобы его увозили, и попыталась завязать драку с медсестрами. Мне пришлось… Ну вы знаете… Красивая женщина. И очень сильная. К нам ее не доставляли, после того как…
— Не было необходимости, ее объявили мертвой на месте события.
— Я так и думал.
— Барни, после того, как вы передали доктора Лектера людям из Теннесси…
— Они с ним обращались очень грубо.
— После того, как вы…
— Они все уже мертвы.
— Знаю. Его тюремщики сумели прожить лишь три дня. Вы, охраняя доктора Лектера, смогли продержаться восемь лет.
— Шесть. Два года он был там до меня.
— Как вам это удалось, Барни? Скажите, если вас не раздражает мой вопрос, как вы ухитрились пробыть рядом с ним столько времени? Ведь для этого одного вежливого обращения мало.
Барни внимательно изучил свое отражение в ложке — сначала в вогнутой стороне, а затем в выпуклой. Подумав еще немного, он ответил:
— Доктор Лектер обладал прекрасными манерами. Он никогда не бывал груб — всегда держался легко и элегантно. Я в то время учился заочно, и доктор Лектер делился со мной своими знаниями. Это совершенно не означало, что он не убил бы меня, если бы ему представилась такая возможность — одна сторона личности совершенно не исключает и других ее сторон. Они могут сосуществовать бок о бок. Добро и зло. Сократ сформулировал эту мысль гораздо удачнее. В заведении строгого режима об этом нельзя забывать ни на миг. Если это постоянно держать в памяти, с вами ничего не случится. Доктор Лектер, возможно, пожалел о том, что познакомил меня с Сократом.
Для Барни, не пострадавшего от избытка формального образования, Сократ явился откровением, со всеми привлекательными чертами нового знакомого.
— Строгий режим и беседы — совершенно отдельные вещи, — продолжал он. — А в строгости режима нет ничего личного, даже в тех случаях, когда я был вынужден лишать доктора Лектера почты или надевать на него смирительную рубаху.
— Вам часто приходилось беседовать с доктором Лектером?
15
По решению Верховного суда США (1966 г.) полицейский или другой представитель правоохранительных органов при задержании подозреваемого или преступника обязан зачитать ему права о том, что задержанный имеет право молчать, т.к. все сказанное может быть использовано в суде против него. Эти слова и называются «формулой Миранды».