Война в Эгейском море и в Азии. Ганнибал руководит морским сражением
Мы знаем, что Антиох очень рассчитывал на этолийцев, надеясь, что они помогут ему задержать римлян в Греции. Они и в самом деле доставили немало хлопот Ацилию Глабриону, который с легкостью покорил беотийцев, фокидян и халкидян, но застрял на все лето под стенами Навпакта. В это время Филипп Македонский не мешкая восстанавливал свое присутствие в Фессалии, в частности захватив Деметриаду. Подобное развитие событий совершенно не устраивало Фламинина, поскольку грозило перечеркнуть результаты его дипломатических побед лета 196 года, поэтому, когда он был послан сенатом в Пелопоннес к ахейцам, он вмешался в действия Ацилия, чтобы заключить с этолийцами почетный мир (Тит Ливий, XXXVI, 34–35).
Покончив с войной в Греции, Рим развязал себе руки для того, чтобы продолжить преследование Антиоха в Азии. Сирийский царь тем временем успел укрепить Херсонес Фракийский, в частности крепость Лисимахию, и приказал своему флотоводцу, родосскому эмигранту Поликсениду привести корабли в боевую готовность. В свою очередь, Ганнибал получил от своих осведомителей и тотчас же передал Антиоху информацию о том, что в конце весны из Остии отчалила мощная римская эскадра в сопровождении пятидесяти палубных кораблей (такие корабли из-за своей большой вместительности использовались для переброски морем сухопутных войск), к которой по пути присоединились шесть кораблей, поставленных Карфагеном, и 25 — италийскими союзниками. В Пирее к ним добавились еще 25 квинкверем Атилия Серрана, срок преторских полномочий которого подходил к концу. Командовал всей этой мощной армадой Г. Ливий Салинатор, сын одного из победителей в битве при Метавре. Но и флот Поликсенида выглядел не менее грозно: 70 палубных кораблей, по меньшей мере столько же открытых. Флотоводец Антиоха поставил перед собой цель — перехватить римский флот и по возможности уничтожить его до того, как им навстречу подоспеют дружественные военно-морские силы Евмена Пергамского и родосцев. Однако римские корабли, поначалу стоявшие на якоре на Делосе, оказались столь быстроходными, что обошли вражеский флот и за короткое время добрались до Фокиды, куда вскоре подоспело и подкрепление в виде пятидесяти кораблей Евмена. Флот Поликсенида разом утратил свое численное преимущество, но он торопился дать противнику решающее сражение, пока к тому на подмогу не подошли еще и родосцы. Битва разыгралась близ мыса Корик, который мы, к сожалению, не можем точно идентифицировать, зная лишь, что он располагался где-то на нынешнем турецком побережье, в районе пролива, отделяющего материк от острова Хиос. Тит Ливий (XXXVI, 44–45) оставил нам подробное, но несколько сумбурное описание этой морской битвы (древнеримский историк гораздо увереннее чувствовал себя, повествуя о сражениях на суше), в которой римляне с успехом применили абордажный бой, используя явное численное превосходство над противником.
Между тем 191 год близился к концу, следовательно, наступало время избрания новых консулов. На сей раз выборы состоялись даже раньше, чем обычно. На повестке дня стояло завершение войны с Антиохом, и потому, как об этом без обиняков заявляет Тит Ливий (XXXVI, 45, 9), свои исполненные надежды взоры сограждане обратили на Сципиона Африканского. Однако Сципион в 194 году был консулом уже второй раз, а на дворе стояли совсем не те времена, что в 215–207 годы, когда Риму грозила страшная опасность и никого не смущало, что Фабий Максим, Фульвий Флакк или Клавдий Марцелл занимали высшую государственную должность в течение четырех, а то и пяти сроков подряд. Тогда того требовали обстоятельства. Теперь требовалось действовать иначе, но в конце концов выход был найден. Комиции проголосовали за Г. Лелия, близкого друга Сципиона, многим ему обязанного, и за его же родного брата Луция. Оставалось решить, кто из них отправится наместником в «Грецию», то есть в Азию. Как пишет Тит Ливий (XXXVII, 1, 7-10), Лелий предложил, чтобы этот вопрос сенаторы решили самостоятельно, не полагаясь на волю жребия. Разгорелись споры, конец которым положил сам Публий, объявивший, что если в Грецию поедет Луций, то он сам будет его сопровождать в качестве легата. Несколько иначе представляет дело Цицерон («Филиппики», XI, 17), и его версия звучит гораздо обиднее для Луция. По жребию ехать в Грецию якобы выпало Луцию, но сенаторов такой вариант не устроил, и они пересмотрели результат жеребьевки в пользу Лелия. Именно тогда в спор вмешался Сципион Африканский, пообещавший отправиться в «провинцию» вместе с братом. На том и порешили. Нам кажется, что версия Тита Ливия выглядит правдоподобней, впрочем, как бы там ни было, совершенно ясно, что решающую роль сыграл личный авторитет покорителя Африки. С таким солидным «довеском» даже безликий Луций мог рассчитывать на доверие сограждан. Примечательно, что спустя четверть века после того как два других брата Сципиона бились плечом к плечу в Испании (в 217–211 годах), эстафету приняли представители нового поколения этого известнейшего в Риме семейства. Не менее примечательно и то, что судьба словно посылала Ганнибалу еще один шанс встретиться со своим великим противником 202 года, теперь, как и он сам, выступавшим на втором плане.