Естественно, Тит Ливий пользовался и другими источниками, часть из которых он назвал сам. Это Г. Ацилий, Клавдий Квадригарий, Валерий Антиат, но главным образом Целий Антипатр, который написал в конце II века до н. э. историю Второй Пунической войны в семи книгах, к несчастью, утраченных. От его труда остались лишь разрозненные фрагменты (membra desiecta), известные из цитат, особенно у Цицерона. Гибель «Истории» Целия Антипатра тем более достойна сожаления, что ее автор, судя по всему, широко использовал сочинения историографа Ганнибала Силена, к которому обращался также и Полибий.
Читателю уже встречались и будут встречаться в дальнейшем ссылки и на других античных авторов, которые по сравнению с двумя главными нашими источниками носят, конечно, второстепенный характер. Особого упоминания заслуживает, может быть, Корнелий Непот, во-первых, потому что он жил на целое поколение раньше Тита Ливия, а во-вторых, потому что, хотя и не считал себя историком, завершил свой «труд о великих полководцах чужеземных народов» кратким жизнеописанием Гамилькара и чуть более подробной биографией Ганнибала. К тому же времени — второй половине I века до н. э. — относятся немногие сохранившиеся фрагменты XXV, XXVI и XXVII книг Диодора, особенно интересны сведения о событиях в Сицилии. Пусть читателя не удивляет, что иногда мы будем привлекать к рассказу выдержки из сочинений поэта Силия Италика, о котором уже упоминали. По словам Плиния Младшего («Письма», III, 7), близко знакомого с автором «Пунических войн», этим последним римским консулом, назначенным Нероном в 68 году н. э., Силий не только слыл «трудоголиком», но и владел богатейшей библиотекой, наряду с трудами Тита Ливия включавшей и сочинения Валерия Антиата (G. Devallet, P. Miniconi, 1979, pp. XLVII–L). К сожалению, от Диона Кассия и его византийского толкователя Зонары нам мало толку, зато у еще одного грека — Аппиана, — жившего в середине II века н. э., мы черпаем массу полезных сведений о Третьей Пунической войне и трагической гибели Карфагена (S. Lancel, 1992, pp. 429–446). Можно также использовать, правда, с известной осторожностью, принадлежащие ему же страницы, посвященные «испанской войне» и «войне с Ганнибалом».
Карфаген в 237 году. Отъезд Гамилькара в Испанию
Дорого дал бы современный историк за возможность узнать, что творилось в Карфагене, когда до его жителей дошла весть о потере Сардинии! Увы, целостной картиной происходивших тогда событий мы не располагаем и вынуждены довольствоваться разноголосыми отзывами, почерпнутыми из перечисленных выше книг. Ясно одно: город пришел в большое волнение, в эпицентре которого оказалась фигура Гамилькара Барки. Мир и спокойствие, вернувшиеся на карфагенскую землю, сильно омрачала горечь утраты заморского владения, и все понимали, что пробил час подвести итоги. По мнению Аппиана («Ибер.», 4), Гамилькара обвинили в том, что во время сицилийской кампании он надавал безответственных обещаний своим солдатам, в частности, сражавшимся под его началом кельтам, послужив тем самым косвенной причиной бунта. Ему грозил суд — вероятно, речь идет о Трибунале Ста или Ста Четырех; Аппиан, к сожалению, не дает точных данных. Однако Гамилькар сумел использовать свои связи с влиятельными карфагенскими кругами, популярными и в народе, и отвел от себя вздорные обвинения. Первым среди представителей этих кругов заслуживает упоминания Гасдрубал, с которым нам вскоре предстоит познакомиться поближе. В описываемое время он, судя по всему, только что успел жениться на второй дочери Гамилькара. Корнелий Непот утверждает («Гамилькар», III, 2), что по поводу этого брака в Карфагене распространился слух о необычайно тесной привязанности Гамилькара к красавцу Гасдрубалу; отзвук этого рассказа мы находим и у Тита Ливия (XXI, 2, 4). Мы повторяем этот слух исключительно ради того, чтобы подчеркнуть явно недоброжелательное отношение римского историка к карфагенскому полководцу. Гамилькар, заявляет Корнелий Непот, отдал Гасдрубалу руку своей дочери только потому, что хотел постоянно видеть его перед собой (по карфагенскому обычаю зять должен был жить в семье тестя). Римский историк пытается, правда, провести грань между собой и источником сплетен, повторяя, что злые языки никогда не отказывают себе в удовольствии очернить великого человека (maledici tanto viro deese non poterant), и все-таки он сам раздувал эту сплетню. Поскольку у Полибия мы не находим ни упоминания о суде над Гамилькаром, ни намека на его гомосексуальные склонности, современные исследователи приходят к мнению, что эта запоздалая клевета на человека, удостоившегося высочайшей оценки Катона Старшего (Плутарх, «Катон Старший», 8, 14), возникла под влиянием позднейшей римской историографии (W. Huss, 1985, р. 286), представленной в том числе Целием Антипатром (L. М. Hans-Gunther, 1991, p. 116). Очевидно, в русле все той же антибаркидской традиции следует рассматривать и утверждения Диодора Сицилийского (XXV, 8) о том, что после войны с наемниками, то есть как раз в то время, которое нас интересует — конец 238 — начало 237 года, — Гамилькар, используя бесчестно нажитое богатство, в том числе и военную добычу, собрал вокруг себя всякий карфагенский сброд, надеясь таким образом добиться дешевой популярности и надолго закрепить за собой пост главнокомандующего всей Ливией.