Целью, которую Гамилькар наметил для себя, стал город Гелика. Первоначально его осада складывалась благоприятно для пунийцев, и их командующий решил отправить большую часть своей армии и слонов на зимовку в Акра Левке. Но в этот момент «царь» племени ориссов, связанный, как казалось, дружескими отношениями с Гамилькаром, неожиданно пришел на помощь Гелике, и пунийцы, не выдержав его удара, обратились в бегство. Возникла непосредственная опасность для сыновей Гамилькара, находившихся в боевых порядках, и, для того чтобы ее ликвидировать, Гамилькар принял основной удар на себя; преследуемый противниками, он утонул в реке, а дети тем временем были доставлены в Акра Левке [Диодор, 25, 10, 3–4]. Тит Ливий, по-видимому, ошибочно считает местом гибели Гамилькара Акра Левке (Castrum Album). По словам Корнелия Непота [Гам., 4, 2], Гамилькар погиб в сражении против веттонов. Нам представляется наиболее достоверной версия Диодора, так как она наиболее точно соответствует ходу предшествующих событий, насколько они нам известны.
Едва известие о гибели Гамилькара дошло в Акра Левке, верховное командование пунийскими войсками взял на себя его зять Гасдрубал — в тот момент капитан одного из кораблей [Полибий, 2, 1, 9].
Для нас представляет определенный интерес вопрос о том, как Гасдрубал пришел к власти. До известной степени его проясняет повествование Тита Ливия [21, 2, 3–4]: Гасдрубал получил свое положение благодаря влиянию баркидской «партии», особенно значительному среди воинов и городского плебса, вопреки желанию (и, надо полагать, при сопротивлении) карфагенской аристократии. Важное дополнение к этому находим у Диодора [25, 12]: Гасдрубала провозгласили стратегом «народ» и карфагеняне. Очевидно, под «народом» источник Диодора имел в виду демократические круги населения Карфагена. Ход событий можно представить следующим образом: Гасдрубал, один из руководителей демократического движения в Карфагене, после внезапной смерти тестя оказался главой баркидской «партии»; получив власть из рук солдат, фактически возглавив армию, он сумел, опираясь на своих приверженцев в народе, добиться своего официального утверждения. По существу, Гасдрубал приобрел то положение военного диктатора, к которому стремился и которым — на территории Испании — обладал Гамилькар.
К этому времени Ганнибалу исполнилось семнадцать лет. Судя по дальнейшим событиям, после гибели отца он вместе с братьями покинул Испанию и вернулся в Карфаген. Обстановка военного лагеря, участие в походах, наблюдения за дипломатической деятельностью отца и зятя, несомненно, оказали решающее воздействие на его формирование как полководца и государственного деятеля. Воинские доблести Ганнибала, о которых говорит Тит Ливий [21, 4, 3–8], — храбрость, осмотрительность, выдержка, неутомимость, неприхотливость, — все они сложились, конечно, под непосредственным влиянием Гамилькара. Вряд ли можно сомневаться и в том, что именно отцу Ганнибал был обязан и своим незаурядным образованием, в том числе знанием греческого языка и литературы, умением писать по-гречески. Насколько принципиальным был этот шаг Гамилькара Барки (приобщение детей к эллинской культуре), видно из того, что он был сделан вопреки старинному закону, запрещавшему изучать греческий язык [Юстин, 20, 5, 13]. Переступая через давнее установление, которое должно было отгородить пунийцев от исконного врага — Сиракуз, а фактически изолировало их от окружающего мира, Гамилькар не только стремился подготовить своих детей, прежде всего Ганнибала, к активной политической деятельности в будущем. Он хотел подчеркнуть свое стремление ввести Карфаген в эллинистический мир — и не как чужеродное явление, но как органическую часть — и обеспечить ему поддержку и сочувствие греков в предстоящей борьбе с римскими «варварами».
Мы не знаем причин, заставивших Ганнибала покинуть Испанию. Не исключено, что Гасдрубал проявлял заботу о братьях своей жены. Возможно также, что он желал, хотя бы на короткое время, избавиться от опасного и неустранимого претендента на власть. Как бы то ни было, ближайшие пять лет Ганнибал провел в Карфагене, очевидно внимательно приглядываясь к политической жизни на родине. Однако уже в 224 г. Ганнибал возвратился в Испанию и здесь под руководством зятя начал проходить воинскую службу, командуя всадниками.
Между тем Гасдрубал собрал в Акра Левке значительные силы — 200 слонов, 50000 опытных пехотинцев и 6000 всадников. Обратившись прежде всего против ориссов, он разгромил их и, как говорит Диодор [25, 12], перебил всех, кто был виноват в поражении и гибели Гамилькара. Гасдрубал подчинил себе 12 орисских городов, а также некоторые другие города Испании.
Важнейшим политическим актом Гасдрубала, которым он еще более, чем другими своими действиями, продолжил политику Гамилькара, было основание на пиренейском берегу Средиземного моря Нового Карфагена. Этому городу, расположенному на берегу удобного залива и окруженному цепью неприступных холмов, повезло больше, чем Акра Левке: если последний, насколько об этом можно судить, всегда оставался заштатным городом и с Гадесом соперничать не был в состоянии, то Новый Карфаген сразу же превратился в административный центр пунийских владений в Испании и в один из важнейших торговых центров всего Западного Средиземноморья [ср. у Полибия, 10, 10].
Постепенно, действуя главным образом мирными средствами, устанавливая с вождями иберийских племен отношения дружбы и гостеприимства [Ливий, 21, 2, 5], Гасдрубал сумел значительно расширить сферу карфагенского господства на Пиренейском полуострове. Гасдрубал даже женился (видимо, после смерти дочери Гамилькара) на дочери одного из иберийских вождей [Диодор, 25, 12].
Политические успехи Гасдрубала вызвали беспокойство в Риме. Непосредственная угроза галльского нашествия с севера лишала римлян возможности осуществить прямое военное вмешательство в дела Испании [Полибий, 2, 13, 5]; тем не менее римляне были кровно заинтересованы в нейтрализации опасного врага, который мог к тому же стать союзником галлов.
Весьма сильно были заинтересованы во вмешательстве римлян греческие колонии на восточном берегу Пиренейского полуострова, а также Массилия, для которых продвижение Гасдрубала на север означало смертельную угрозу. Не исключено, что именно дипломатия Массилии особенно активно побуждала римское правительство остановить экспансию Баркидов. Наши источники сообщают о договоре, который специальное римское посольство в 226 г. заключило с Гасдрубалом, имея в виду, насколько об этом можно судить, подтвердить достигнутое ранее соглашение с Гамилькаром и не допустить расширения карфагенской зоны в Испании.
Вероятно, при этом Гасдрубал принес по старинному обряду, существовавшему у всех западносемитских народов, в том числе и у финикиян, клятву (берит), обязавшись не пересекать Ибер и не нарушать суверенитета Сагунта и других греческих колоний на Пиренейском полуострове. Только этим можно объяснить тот факт, что именно осада Сагунта послужила несколько лет спустя поводом для войны между Римом и Карфагеном. Союзником же Рима Сагунт стал, по-видимому, уже в 231 г., за пять лет до договора римлян с Гасдрубалом. Эта клятва не была утверждена в Карфагене; поскольку речь шла о личных обязательствах Гасдрубала, правительство, с пунийской точки зрения, не должно было вмешиваться в развитие событий. В результате возникла юридическая лазейка, которая позволила говорить о полной непричастности карфагенского совета к договору, гарантировавшему неприкосновенность берегов Ибера и безопасность Сагунта.