Эти данные группируются вокруг трех основных событий: знаменитой клятвы, вступления в должность командующего войсками на Пиренейском полуострове и возвращения на родину из Италии. Все писавшие о Ганнибале единодушны в том, что свою клятву он принес в возрасте девяти лет [Полибий, 3, 11, 15; Корн. Неп., Ганниб., 2, 3; Ливий, 21, 1, 4]; произошло это событие в 237 г. Командование войсками он принял в 221 г.; по сведениям Корнелия Непота [2, 3], Ганнибалу тогда не было и двадцати пяти лет. Между тем значительно более поздний историограф Евтропий [3, 7] считает, что осаду Сагунта Ганнибал начал в двадцатилетием возрасте и, следовательно, командование он принял, будучи еще более молодым. По мнению византийца Зонары [8, 21], излагающего Диона Кассия, Ганнибал достиг власти в возрасте двадцати шести лет. Согласно еще одному указанию, Полибия [15, 19, 3], когда пунийский полководец в 203 г. вернулся из Италии на родину, ему было больше сорока пяти лет. По словам Павла Орозия [4, 19, 4], Ганнибал возвратился в Карфаген через тридцать шесть лет после своего отъезда с отцом в Испанию, то есть в возрасте сорока пяти лет. Исходя из этого, мы можем считать, что, по данным античной традиции, Ганнибал родился либо до 241 г. (Евтропий), либо в 246 г. (Тит Ливий, Корнелий Непот), в 247 г. (Зонара), в 248 г. (Орозий). По Полибию, время рождения Ганнибала — 247–246 гг.
Такая разноголосица объясняется, по-видимому, тем, что древние историографы не имели доступа к документам, где указывалась дата рождения Ганнибала (если предположить, что такие документы существовали), и вынуждены были довольствоваться слухами и приблизительными указаниями источников. У нас тоже нет другого выхода: приходится констатировать, что где-то между 248 и 246 г., а скорее всего, около 246 г. в семье крупного карфагенского военачальника и политического деятеля Гамилькара Барки, сына Ганнибала, родился сын. Эта семья, по-видимому, принадлежала к высшей карфагенской аристократии и возводила свою родословную к одному из спутников Элиссы — легендарной основательницы города [см.: Сил. Ит., 1, 73–80], после трагической гибели обожествленной, насколько можно судить, под именем Тиннит. Отец не утруждал себя выбором: новорожденного назвали самым распространенным пунийским именем — Ганнибал (Ханнибаал — «милостив ко мне Ваал»; по-русски обычно воспроизводится латинская форма — Hannibal), может быть, в память о деде, к тому времени, конечно, уже умершем. Именно тогда карфагеняне последним отчаянным усилием попытались вырвать у Рима победу в I Пунической войне и назначили командующим войсками в Сицилии, где развертывались основные операции, Гамилькара Барку.
Очерк истории Карфагена
(825–247 гг. до н. э.)
Борьба между Карфагеном и Римом, в которой столь заметную роль сыграли и Гамилькар Барка, и Ганнибал, была естественным завершением всего предшествующего развития стран Западного Средиземноморья.
Основанный в 825 г. выходцами из Тира, Карфаген сравнительно рано (уже в VII в.) превратился в один из крупнейших центров средиземноморской торговли, чему немало способствовало его исключительно выгодное географическое положение, и выступил с притязаниями на господство в этом районе. В ходе ожесточенной борьбы с греческими колонистами в Сицилии, Лигурии и на Пиренейском полуострове, а также с древнейшим испанским государством Тартесс Карфагену удалось в союзе с этрусками уничтожить Тартесс, объединить вокруг себя североафриканские, сицилийские, сардинские и пиренейские колонии финикиян, а также подчинить обширные территории в Северной Африке, Южной Испании, Западной Сицилии и Сардинии. Особое значение имел для карфагенян союз с этрусскими городами. Как показали параллельные по содержанию посвятительные надписи из Цере (KAI[3], 277), составленные на финикийском и этрусском языках и обращенные к финикийской богине Аштарт и ее соответствию — этрусской Уни (то есть Юноне), союз между этрусским Цере и Карфагеном отличался завидной прочностью и наблюдалось заметное культурное влияние пунийцев на этрусков: проникновение в этрусский мир карфагенских культов и обычаев, календаря (одна из датировок сделана по пунийской системе счисления) и финикийского языка. Очевидно, эти глубокие связи сказались, когда пунийские войска в последней четверти III в. появились на территории Этрурии, хотя прямых указаний на это у нас нет. Поражение, которое потерпели карфагеняне около 480 г. в битве при Гимере (Сицилия) от коалиции греко-сицилийских городов-государств во главе с Сиракузами, на несколько десятилетий приостановило столкновения на острове. Однако уже в конце V в. войны с Сиракузами за господство в Сицилии возобновились, а к середине III в. Карфаген стал фактическим хозяином всей Сицилии и вышел на ближние подступы к Италии.
Созданное карфагенянами государство было весьма типичным для древности военно-административным объединением, которое включало в свой состав территории и общества, стоявшие на различных ступенях общественно-экономического развития и не имевшие друг с другом сколько-нибудь прочных контактов. Если не считать государственной власти пунийцев, единственным связующим звеном между ними оставалась торговля. Однако, стремясь к созданию своей монополии как во «внутренней», так и в «международной» торговле, карфагеняне фактически тормозили развитие подвластных им областей и тем самым способствовали усилению тенденций, ведших в конечном счете к распаду и гибели построенной ими державы.
Карфаген был рабовладельческим государством; согласно дошедшим до нас сведениям, в руках отдельных собственников могли сосредоточиваться десятки тысяч рабов, из которых во время междоусобных войн создавались даже частные армии; крупными рабовладельцами были храмы. Впрочем, рабы иногда имели собственное хозяйство, а также семью, признававшуюся законом. Очевидно, положение различных групп рабов в обществе не было однотипным. Существовало в Карфагене и вольноотпущенничество — как за выкуп, так и без выкупа. После приобретения формальной свободы вольноотпущенники продолжали сохранять фактическую зависимость от своих прежних хозяев. Они не получали равных прав со свободнорожденными карфагенянами: им предоставлялся статус лиц, пользовавшихся «сидонским правом», реальное содержание которого нам не известно. Не исключено, что последним термином обозначалась совокупность прав, которыми пользовались финикияне-неграждане, выходцы из городов переднеазиатской Финикии и из колоний в Западном Средиземноморье.
В самом тяжелом положении на землях, принадлежавших Карфагену, были коренные жители Северной Африки — ливийцы. Для того чтобы удерживать их в повиновении, карфагенское правительство разделило свои ливийские владения на территориальные округа и подчинило их стратегам; оно ликвидировало суверенитет местных общин, их самостоятельность не только в области внешней политики, но и в решении вопросов внутренней жизни. Ливийцы платили захватчикам непомерно высокие налоги; их сбор сопровождался насилием, вымогательствами, кровавыми преступлениями. Полибий [1, 72, 1–3] следующим образом характеризует поведение пунийских властей на территории Ливии в период I Пунической войны: «Ведь во время предшествующей войны, полагая, что имеют благоприятный предлог, они жестоко властвовали над населением Ливии: от всех прочих плодов они собирали половину, установив Городам также и двойные налоги по сравнению с прежним временем, не проявляя пощады к неимущим или снисхождения во всем, что касалось взыскания податей. Они прославляли и почитали не тех военных правителей, которые относились к народу милостиво и человеколюбиво, но тех, кто обеспечивал им наибольшие повинности и запасы, а с населением обращался самым жестоким образом». И далее [1, 72, 5] он говорит о мужчинах — главах семей («мужья и отцы»), которых уводили под арест или в рабство за неуплату налогов и поборов. О жестокости пунийцев в Ливии сообщает и Диодор [20, 55]. Значительные по размерам и лучшие по качеству земельные массивы в долине реки Ба-града, а также на средиземноморском побережье карфагеняне отобрали у ливийцев; эти земли захватили пунийские аристократы и создали здесь свои виллы. По терминологии Тита Ливия [33, 47–48], такие хозяйственные организмы назывались «башнями», в чем можно видеть отражение переднеазиатского (аккадского) термина «димту», распространенного в Финикии еще в середине II тысячелетия. Наконец, на территории Ливии карфагеняне проводили регулярные мобилизации рекрутов в свою армию [Диодор, 13, 44, 1; 13, 54, 1], лишая ливийцев молодежи, которая проходила воинскую службу далеко от родины, проливала кровь за чужие интересы. Положение в Ливии всегда было крайне напряженным; время от времени здесь вспыхивали бунты, жестоко подавлявшиеся; враги карфагенян, высаживаясь на территории Северной Африки, всегда могли рассчитывать на дружественное отношение и прямую поддержку коренного населения.
3
Сокращенные обозначения источников находятся в соответствующем разделе в конце книги. —