Пока шли переговоры, Эмилиан осуществил еще одну важную операцию: римляне построили каменную дамбу, которая перекрыла все выходы из Карфагена в открытое море. Но блокировать город им не удалось. Одновременно с их работами пунийцы в глубокой тайне вырыли канал, который связал карфагенские гавани со Средиземным морем. Тогда же они приступили к постройке новых кораблей, и в один прекрасный день, к немалому изумлению римлян, из портов вышел флот из 50 триер и множества мелких судов [Апп. Лив., 121]. На третий день после этого события произошло морское сражение.
Бой продолжался до заката; ни одна из сторон не получила сколько-нибудь ощутимого преимущества, и карфагеняне решили отступить. Однако у входа в гавань, где мелкие пунийские корабли перегородили дорогу своим же крупным судам, сражение возобновилось, и теперь римляне таранными ударами смогли вывести из строя большую часть карфагенского флота [Апп. Лив., 122–123]. Таким образом, отчаянная попытка карфагенян прорвать морскую блокаду закончилась неудачей.
После зимнего затишья, с наступлением весны 146 г., Эмилиан нанес Карфагену решающий удар, атаковав Котон, одну из его гаваней, и Бирсу. Овладев стеной вокруг Котона, он занял и прилегающую к нему рыночную площадь. Первое, что римляне сделали, ворвавшись в город, — бросились грабить храм бога огня Решефа, которого греки отождествляли с Аполлоном. Их особое внимание привлекла позолоченная статуя божества и ниша, покрытая золотыми пластинами. Пока солдаты не поделили между собой золото, а его было много, 1000 талантов, никакие приказы не могли заставить их двинуться дальше [Апп. Лив., 127].
Со стороны рыночной площади к Бирсе поднимались три улицы, застроенные множеством шестиэтажных домов. Каждый дом римлянам приходилось брать штурмом. Захватив один, они по бревнам и доскам перебегали на крышу другого, и там резня возобновлялась. Внизу на улицах города, тоже шла яростная сеча. И атакующие, и защитники города гибли в рукопашных схватках, падали с крыш, иногда прямо на копья врагов. Наконец римляне пробились к стенам Бирсы, и Эмилиан приказал поджечь город и рушить дома, чтобы расчистить проходы [Апп. Лив., 123]. «Следствием этого, — пишет Аппиан [Лив., 129], — было другое зрелище иных бедствий, так как огонь сжигал все и перекидывался с дома на дом, а люди не постепенно разбирали здания, но, навалившись все разом, обрушивали их. От этого грохот еще более усиливался, и вместе с камнями вываливались на середину улиц вперемежку и мертвые и живые, в большинстве старики, и женщины, и дети, которые прятались в укромных местах домов; одни раненные, другие полуобожженные, они испускали жуткие вопли. Другие же, сбрасываемые и падавшие с такой высоты вместе с камнями и горящими балками, испытывали огромные страдания, ломая кости и разбиваясь насмерть. Но этим их мучения не кончались; сборщики камней, которые топорами, секирами и крючьями оттаскивали упавшее и расчищали дорогу для пробегавших солдат, одни — топорами и секирами, другие — остриями крючьев выбрасывали и мертвых, и еще живых в ямы, таща их и переворачивая железом, как бревна и камни. Люди, точно мусор, заполняли рвы. Одни из выбрасываемых падали на голову, и их ноги, торчавшие из земли, еще долго содрогались; другие падали вниз ногами, и их головы высовывались над землей. Лошади на скаку разбивали им лица и черепа, не потому что всадники этого хотели, но из-за спешки. По этой же причине так делали и сборщики камней; трудность войны, уверенность в близкой победе, быстрое передвижение войск, глашатаи и трубные сигналы, возбуждавшие всех, военные центурионы, пробегавшие мимо со своими отрядами, сменяя друг друга, — все это делало всех из-за спешки безумными и равнодушными к тому, что они видели».
Кровавая оргия продолжалась шесть дней. Наконец из Бирсы к Эмилиану пришли жрецы храма Эшмуна[13], прося сохранить жизнь тем, кто пожелает выйти из Бирсы. Эмилиан согласился. Более 50000 мужчин и женщин (по Орозию [4, 23, 3], 25000 женщин и 30000 мужчин) покинули крепость и тут же были взяты под стражу. Их ожидало безысходное рабство. Надо заметить, что порабощение свободного населения города, взятого штурмом или сдавшегося после длительной осады, во II в. до н. э. обычно уже не практиковалось и, во всяком случае, оценивалось как проявление чудовищной жестокости.
Лишь 900 перебежчиков-римлян бежали в храм Эшмуна и оттуда продолжали борьбу; с ними укрылись Гасдрубал, его жена и двое его маленьких детей [Апп. Лив., 130]. Однако последнего испытания Гасдрубал не выдержал. Тайком от жены и защитников храма Эшмуна он бежал к Эмилиану; в позорнейшем положении, сидящим у ног победителя и вымаливающим себе жизнь, запомнили его современники и потомки. Перебежчики, которых ожидала неминуемая расправа, подожгли храм. В его пламени погибла жена Гасдрубала, зарезавшая на глазах у потрясенного Эмилиана своих детей [Апп. Лив., 131; Полибий, 39, 4; Ливий, Сод., 51; Диодор, 32, 23; Зонара, 9, 30, Орозий, 4, 23, 1–5].
Эмилиан долго смотрел на пылающий город. Рядом с ним стоял Полибий — когда-то один из руководителей Ахейского союза, а теперь, после 167 г., один из 1000 заложников, близкий к семейству Сципионов, величайший историограф своего времени. Внезапно Полибий услышал, что его покровитель и ученик вспоминает греческие стихи — Гомера:
Будет некогда день, и погибнет священная Троя;
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
«Что ты хочешь этим сказать?», — спросил Полибий. «Хорошо, — ответил Эмилиан, — но я боюсь, что когда-нибудь такую же весть принесут и о Риме» [Полибий, 39, 5, 1; Апп. Лив., 132] (ср. у Диодора [32, 24], где этот эпизод рассказан несколько иначе).
Мрачные мысли недолго беспокоили победителя. Захватив Карфаген, Эмилиан разрешил своим солдатам в течение нескольких дней грабить город. Им было запрещено касаться только золота, серебра и посвящений в храмах. С вестью о победе он послал самый быстроходный корабль, нагруженный богатой добычей. Взрывом восторга встретили римляне эту новость. Всю ночь никто не ложился спать, а наутро принесли благодарственные жертвы, устроили процессии и игры [Апп. Лив, 133–135].
Для устройства новых земель сенат послал к Эмилиану комиссию из десяти «отцов». Союзникам Рима, прежде всего Утике, они предоставили обширную территорию на побережье, часть карфагенских земель отдали Нумидии, а остальное превратили в римскую провинцию, которой должен был управлять специальный магистрат в ранге претора. Римляне уничтожили города, помогавшие Карфагену, а развалины самого Карфагена буквально стерли с лица земли. Место, на котором он стоял, прокляли, распахали и никогда больше не заселяли [Апп. Лив., 135; Орозий, 4, 23, 6]. Римскую колонию Карфаген, основанную Августом по завещанию Юлия Цезаря примерно через полтора века, построили по соседству.
Сокращенные обозначения источников
Апп. Ганниб. — Appianus, Hannibalica.
Апп. Лив. — Appianus, Libyca.
Апп. Исп. — Appianus, Hispanica.
Апп. Сами. — Appianus, Samnitica.
Апп. Сир. — Appianus, Syrica.
Апп. Сиц. — Appianus, Sicelica.
Апулей — Apuleius, Apologia.
Арист. — Aristoteles, Politica.
Вал. Макс. — Valerius Maximus, Dictorum factorunique memorabilium.
Велл. Пат. — Velleius Paterculus, Historia Romana.
Гелл. — A. Gellius, Noctes Atticae.
Диодор — Diodorus, Bibliotheca historica.
Дион Касс. — Cassius Dio, Historia Romana.
Евтропий — Eutropius, Breviarum historiae Romanae.
Знам. — De viris illustribus.
Зонара — Zonaras, Annales.
Катон — Cato.
Колумелла — Columella, Res rusticae.
Корн. Hen., Гам. — Cornelius Nepos, Hamilcar.
Корн. Hen., Ганниб. — Cornelius Nepos, Hannibal.
Ливий — Livius, Ab Urbe condita
Ливий, Сод. — Livius, Ab Urbe condita, Periocha.
13
Греки отождествляли его с богом врачевания Асклепием; это было центральное и самое богатое святилище в Карфагене.