— Перестань, я уже тогда был очень стар.
— А мне было только двадцать четыре года, когда мы перешли Ибер. — Бонкарт провел пальцем по шраму, пересекавшему лицо от уха до подбородка, и коснулся испещренного морщинами лба, — Теперь же я чувствую себя семидесятипятилетним стариком.
— Как вы оба замечательно считаете, — криво усмехнулся Созил. — Двадцать четыре и тысяча — получается семьдесят пять.
Во двор бесшумно, как будто паря в воздухе, вошла стройная красивая женщина в наброшенной поверх хитона подбитой шерстью накидке. Ганнибал открыл глаз и ласково улыбнулся ей.
— О повелитель моего сердца, — в ее взгляде было столько нежности, что Антигон невольно позавидовал стратегу, — Один из воинов хочет поговорить с тобой. Сказать ему, что ты отдыхаешь?
— А разве он когда-нибудь отдыхает, Мелита?
— Дядюшка Тигго решил позаботиться о маленьком мальчике Ганнибале, — насмешливо отозвался стратег. — Очень мило с твоей стороны. Я сейчас приду.
Он гибко, как кошка, поднялся и вместе с Мелитой зашел в дом.
— По-моему, тебе сейчас преподнесут подарок, — заплетающимся языком пробормотал Созил.
— Какой еще подарок? — с безучастным видом повернул голову Антигон.
— Перед твоим приходом Ганнибал как раз послал за ним. В отличие от меня он никогда ничего не забывает.
Ганнибал и Мелита вернулись через несколько минут. В руках пун держал продолговатый сверток. Неожиданно он опустился на колени перед Антигоном, а Мелита положила ладонь на голову греку.
— О мой друг и владелец «Песчаного банка»! Мы обычно с почестями хороним павших врагов и чтим их могилы. Порой мы даже ухаживаем за ними. Разумеется, я не имею в виду простых легионеров. Римляне же поступают совершенно по-иному. Поэтому еще до начала осады Капуи я приказал вынуть из одного захоронения некий памятный тебе предмет.
Антигон развернул шерстяное одеяло и завороженно уставился на британский меч Мемнона.
— Я очень признателен тебе, — дрогнувшим голосом поблагодарил он и потерся щекой о щеку стратега. — Пока потерян только один из шести мечей.
— Какой именно?
— Меч Бомилькара, сына Бостара, вместе с кинжалом, подаренным мне твоим отцом, остался в Массалии.
— А меч Аристона?
— Он у него, — ответил Антигон и медленно, тяжело роняя слова, рассказал о своей поездке в южные земли Ливии.
Выслушав грека, Ганнибал хлопнул себя по коленям и сразу же перешел к наиболее важной для него теме:
— Гадзрубал зимует на землях аллоброгов. Зимой он попытался перейти через Альпы…
Стратег прервался на полуслове, прошелся взглядом по лицам собеседников и вдруг замер, услышав тонкое жалобное ржание лошади. Он отвернулся и стал смотреть, как рядом с домом ибер чистит скребком животное, будто ничего более важного на свете для него сейчас не существовало.
— В твоем голосе звучит тревога.
— Даже не знаю, что тебе ответить. — Ганнибал нехотя повернулся. — Возможно, Гадзрубалу будет легче, чем нам. Все-таки он совершает переход в более подходящее для этого время, да и горцы вряд ли сильно помешают ему. Но лучше бы Гадзрубал остался в Иберии — у тамошних вождей он, несмотря ни на что, пользуется большим уважением. Вот если бы Магон по морю добрался сюда… Но…
Антигон обжег губы горячим настоем и с досадой махнул рукой. Он прекрасно понимал, что имел в виду стратег. Ганнибал, недобро усмехнувшись, продолжил:
— Наш флот разбросан по всему морю, а его следовало бы сосредоточить в одном месте. — Он снял повязку и с силой потер невидящий глаз, — Тогда нам имело бы смысл выйти на побережье Кампании. Но в Совете никогда не пойдут на такой шаг.
Осенью, когда поступили первые сообщения о продвижении Гадзрубала к Италии, Сенат спешно вывел все войска из Иллирии и Эллады, На помощь брату Гадзрубал вел двадцать восемь тысяч пехотинцев, семь тысяч всадников и тридцать слонов. Он рассчитывал пополнить ряды своего войска за счет галлов и лигуров. По слухам, его посланцы еще осенью завербовали в Верхней Италии восемь тысяч человек. Но даже этого было недостаточно, учитывая, что Ганнибал должен был оставить часть своих солдат для защиты южноиталийских городов и крепостей. Таким образом, двум не слишком большим войскам предстояло проломить кажущуюся почти несокрушимой стену из шестнадцати римских и «союзных» легионов.
Правда, Антигону было известно, что в стане противника также без особой радости смотрят а будущее. К ужасу Сената, количество граждан, способных носить оружие, после десяти с половиной лет войны уменьшилось с четырехсот тысяч до ста семидесяти трех тысяч. На помощь Риму не присылали воинов уже не только лапиги и этруски, но и сабиняне, луканы и самниты. Мощь Рима была основательно подорвана, его казна опустошена, и от полного краха его удерживали только хорошо вымуштрованные легионы и железная воля сенаторов. Если бы Ганнибал имел в своем распоряжении многочисленную армию и сильный флот…