– Разве в лоб проще? – спросил Ганнибал.
– В этом случае – да.
Ганнибал держал перед собою папирус, на котором был начертан план городских стен. Крепость с высокого холма спускалась к морю. Вытянутая с севера на юг. Волны в дурную погоду окатывали прибрежные укрепления. Красной краской были помечены слабые места в стенах, где можно сделать проломы. Он протянул папирус Клеопту. Грек внимательно познакомился с планом. И кивнул.
– Да, – сказал он, – все верно. И все-таки меня не прельщает эта сторона. Которая со стороны моря.
– А может, именно она и есть всего важнее в этом деле?
Клеонт промолчал.
Ганнибал продолжал беседу скорее для самого себя, нежели ради своего собеседника. Возможно, ему хотелось утвердиться в своем мнении. Этот Клеонт почти вдвое старше его самого. Его слово – не просто слово умного советника. Но и воина, побывавшего в различных переделках, и не с одной раной на теле.
Однако грек казался Ганнибалу слишком медлительным. Надо решить, что делать, и ответ необходим скорый. И без того провалялись под дурацкими сагунтскими стенами несколько месяцев. «Дурацкими!» – подчеркнул Ганнибал в сердцах.
Грек возразил:
– Это не так. Стены вовсе не дурацкие…
Ганнибал усмехнулся:
– Это потому, что строить их помогали греки?
– Отчасти. Но стены теперь прочнее, независимо от того – кто и когда их возводил.
– Значит, валяться здесь и впредь?! Под этими стенами?!
– Нет, – сказал степенный грек твердо, но почтительно. – Я вовсе этого не думаю, о великий! Если предпринимать что-либо решительное…
Ганнибал перебил:
– Не «если», а незамедлительно! Довольно мне выслушивать всякие стариковские советы. – Он помолчал. Понял, что зря обижает преданного ему человека. – Я хочу сказать, уважаемый Клеонт, что я сыт по горло советами. Советчиков много. А мне нужны действия, а не советы. Когда будут готовы твои машины?
– Мне нужна одна декада.
– Нет! – воскликнул Ганнибал. Он быстро направился к окну, выглянул наружу: все было тихо вокруг. – Я даю тебе, Клеонт, ровно пять дней, а на шестой назначаю штурм. Пять – и ни одним часом больше! Пойми меня: Рим во все концы шлет посольства, вербует сторонников везде, где попало, пытается воздействовать и на карфагенский Совет, который с удовольствием воспримет весть о моей неудаче. Римляне готовятся к большой войне. Они строят длинные корабли. Они выжимают из себя последние силы, они торопятся. А я вынужден сидеть сложа руки и наблюдать за этими сагунтцами. Как бы не так! Решено: через шесть дней штурм! Учти, Клеонт: стены будем бить со стороны моря. Будем бить там, где нас не ждут. Ты понял?
Клеонт кивнул. Ганнибал сверлил его взглядом, как сверлят на верфи дубовые доски, – настойчиво, долго.
– В душе не согласен со мной?
Клеонт молчал.
– Ясно: не согласен. Что ж? Я не могу убеждать каждого из семидесяти тысяч армейцев. Я приказываю!
– Слушаюсь! – сказал Клеонт и удалился, опустив голову.
Вошел Магон. На нем были новенькие доспехи, а на голове – великолепный афинский шлем.
– Ого! – сказал Ганнибал. – Чем не Марс?!
– Подарок, Ганнибал, подарок.
– Кто же так расщедрился? Позолоченный шлем?
Ганнибал подошел к брату, погладил шлем рукой. Затем снял его и надел на себя.
– Тесноват, – сказал он.
– Мне по мерке ковали.
– Надеюсь, не взятка?
Магон вспыхнул:
– Взбредет же тебе в голову! И кто даст взятку?
– Сагунтцы. Чтобы подольше не тревожили их.
– Отдай мне шлем. И знай: взяток не беру! А что до сагунтцев – они поносят и меня, и тебя, и всех нас, вместе взятых. Будут они взятки давать! Если хочешь знать правду – это подарок одного купца из Карфагена.
– Что же ему надо?
Магон махнул рукой:
– Подозреваю, что не прочь сосватать за меня свою дочь.
Ганнибал сказал:
– А что? Может, впору жениться? – Он засмеялся. – Знаешь – когда? Когда возьмем Сагунт, я тебя поставлю над войском в Иберии. Вот тогда и женись. И угомонись.
– Нет, – сказал Магон, шаря глазами по полкам в поисках сосуда с вином. – В Иберии ставь Гаедрубала. А мне…
– Не ищи, Магон. Пить запрещаю!
Магон надул губы. Опустился на скамью – доспехи явно мешали свободному движению.
– Этот шлем, – заметил Ганнибал, – слишком петушиный. Афиняне любят все театральное. Он слишком приметен в бою. Хорошая цель для лучников. А доспехи не по тебе.
Магон обидчиво помалкивал.
– В бою человек должен чувствовать себя свободно. Ничто не должно сковывать его. Отдай доспехи и шлем какому-нибудь франту – иберийцы обожают позолоченные вещички.
Магон постучал себя в грудь рукояткой меча.
– Это, по-твоему, вещичка?
– А что же еще?
– Ты просто завидуешь.
– Возможно… – Ганнибал усмехнулся. – Но на стены Сагунта в этих доспехах бросаться не советую. Тем более в этом шлеме.
Магон снял шлем с головы, полюбовался им и покатил его по каменному полу. И зазвенел шлем пуще медного таза.
– Сними и доспехи, – посоветовал брат.
Магон снял доспехи и тоже покатил по полу.
– Если бы я знал, что нет в этой комнате любопытных ушей, – сказал Ганнибал, – кое-что сказал бы тебе.
– О Сагунте?
– Именно.
– Готовится штурм?
– Наверное.
– Когда?
– Ты услышишь сигнал.
– А все-таки когда?
Ганнибал строго взглянул на брата:
– Ты можешь его не услышать?
Магон пожал плечами.
– Непременно услышишь. Я позабочусь об этом.
Магон спросил:
– Ты только от меня скрываешь? Ведь у тебя только что был Клеонт. Он ничего не знает о штурме?
– Не знаю.
– А я знаю.
Ганнибал приложил палец к губам – знак полного молчания. Магон кивнул: дескать, понимаю.
– Подойди ко мне, Магон.
Магон повиновался.
– Сделай все, чтобы твое войско было готово к штурму. Сделай даже то, что невозможно. Учти: Сагунт – мой первый настоящий экзамен. Если меня подведет кто-либо – я не прощу этого никому. И в первую очередь – тебе. Ты должен показать себя с лучшей стороны. Оставь свои оргии, забудь о вине. А когда возьмем Сагунт – хоть захлебнись. Я тебя не упрекну. Ты слышишь, брат?
– Слышу.
– Ты хорошо меня понял?
– Да.
Голос Ганнибала стал строже, суше, грозней:
– Я никому не дам спуску. Я не пощажу себя. Не будет пощады и другим. Пуще своих врагов буду наказывать трусов и нерадивых. – Ганнибал до хруста в пальцах сжал кулак. – Я раздавлю каждого, кто не исполнит моего приказа. Каж-до-го!
Потом долго молчал.
Магон скрестил руки на груди, пошмыгал носом.
– О чем задумался, Магон?
– Просто так…
– А все-таки?
Магон стоял перед братом, словно виноватый.
– Я же говорю: просто так.
Ганнибал прищурился. Сказал сквозь зубы:
– Я вижу тебя насквозь. О чем ты думаешь?
– Сказать?
– Да.
– Откровенно?
– Да!
– Я думаю, – проговорил Магон, – какой же ты жестокий!
Ганнибал захохотал.
– Только и всего, брат? – спросил он сквозь смех.
Пиренеи уже в тылу
Ганнибал пересек реку Ибер тремя колоннами. Перед самым походом он выступил перед солдатскими сходками, Молодой полководец обязан был говорить. И он говорил.
О чем?
Первое. Рим объявил войну. Каждый ли понимает это? Поговаривают, что войны желал, точнее жаждал, сам Ганнибал. Ерунда! Сагунт в кознях Рима был всего поводом. Сагунт – римская заноза. Можно ли было терпеть ее, находясь на Пиренеях? Ганнибал спрашивал солдат: может ли обыкновенный человек – не сказочный богатырь, а человек – стерпеть занозу в заднице? Не сможет! Вот, стало быть, именно так и следует рассматривать Сагунт. Никак не больше и не меньше. Рим домогался войны и добился своего на свою голову…
Второе. Что это будет за война? Разумеется, каждый пытается ответить на этот вопрос по-своему. Было бы очень странно, если бы никого это не задевало, не заставляло думать. Больше того: даже страх иных новобранцев понятен. В самом деле: что такое Альпы, и можно ли идти через Альпы?.. Что можно сказать? Война не будет в великую тягость нашему войску. Ганнибал ручается головой. Он готов принести клятву перед богами.