— Вот мы и пришли, — сказал сицилиец. — Глядите.
Брат с сестрой молча пошли следом за ним. Хотя они уже много раз видели этот рынок, еще никогда им не доводилось приходить сюда по делу. До этого момента Квинт считал, что это место ничем не отличается от тех, где продавали фрукты и овощи, или лавок мясников с только что забитыми барашками, козлятами и поросятами. Но теперь Квинт осознал, что это — другой рынок. Здесь продавали людей. Военнопленных и преступников по большей части, но все равно — людей.
Сотни обнаженных мужчин, женщин и детей были выставлены на продажу, скованные цепями или связанные веревками. У каждого ступни были побелены мелом. Чернокожие, смуглые, светлокожие, из всех народов, живущих в мире. Рослые, мускулистые и светловолосые галлы рядом с невысокими и худощавыми греками. Широконосые, крепко сложенные нубийцы, возвышающиеся над жилистыми нумидийцами и египтянами. Полногрудые галльские женщины вперемежку с поджарыми узкобедрыми иудейками и иллирийками. Многие плакали, а некоторые даже подвывали от отчаяния. Младенцы и дети тоже кричали, вместе со своими матерями. Другие, впав в ступор от перенесенного отчаяния, просто смотрели в одну точку, не замечая ничего вокруг. Везде сновали перекупщики, шумно прославляя достоинства своего товара множеству покупателей, слоняющихся между рядами рабов. По краям толпы находились вооруженные мужчины с жесткими лицами — охранники и фугитиварии, ловцы беглых рабов.
— Выбор огромный, так что сначала надо четко решить, что нам необходимо. Иначе будешь ходить тут весь день, — пророкотал Агесандр и вопросительно поглядел на Квинта.
Юноша вспомнил татуированного галла, основной обязанностью которого была работа в поле. Умение обращаться с охотничьими псами было лишь полезной прибавкой к этому.
— Раб должен быть молод и крепок, с хорошими зубами, — ответил Квинт и задумался.
— Что еще? — отрывисто спросил Агесандр.
Квинт поразился резкой перемене, произошедшей в сицилийце. Его вежливая манера речи куда-то испарилась.
— Не должно быть очевидных признаков увечий и болезней. Грыж, плохо сросшихся переломов, нечистых ран и всего такого.
Аврелия скривилась от отвращения.
— И всё?
— Думаю, да, — раздраженно ответил Квинт, мотнув головой.
Агесандр вытащил кинжал, и Аврелия ахнула.
— Ты забыл самое главное, — сказал сицилиец. — Надо поглядеть ему в глаза, почувствовать его дух. Спросить себя: не попытается ли однажды этот сын шлюхи перерезать тебе горло? Если решишь, что может, иди дальше и выбирай другого. Иначе как-нибудь темной ночью пожалеешь об этом.
— Мудрые слова, — спокойно ответил Квинт и, немного осадив сицилийца, снова задумался. — А что подумал мой отец, поглядев в глаза тебе?
Настал черед удивляться Агесандру. Надсмотрщик моргнул и опустил кинжал.
— Думаю, он увидел перед собой воина, такого же, как он сам, — вежливо ответил он и резко развернулся. — Пойдемте.
— Все забавляется, хочет произвести на меня впечатление, — солгал Аврелии Квинт.
Впрочем, сам он четко понимал, что Агесандр попытался его напугать. Отчасти ему это удалось. Но в ответ юноша получил от сестры лишь гневный взгляд. Она все еще злилась на него за то, что он не высказал своего мнения о том, возможно ли счастье в браке по уговору. Квинт двинулся вперед. Разберусь с этим позже, подумал он.
Сицилиец не обратил внимания на первых в ряду рабов, а затем остановился рядом с нубийцами. Ощупал нескольких, одному даже рот открыл. Их хозяин, тощий финикиец с золотыми серьгами в ушах, тут же подбежал к Агесандру и принялся велеречиво расхваливать товар. Квинт подошел ближе, оставив Аврелию злиться в одиночестве. Спустя мгновение Агесандр двинулся дальше, не обращая внимания на речи финикийца.
— У этого нубийца все зубы гнилые, — прошептал он Квинту. — Больше пары лет не протянет.
Они некоторое время ходили вдоль рядов с рабами. Сицилиец говорил все реже, предоставляя Квинту решать, подходит ли им тот или иной раб. Нескольких юноша счел подходящими, но у каждого Агесандр нашел недостатки. Квинт решил, что, когда найдет следующего подходящего раба, настоит на своем решении.
И тут его взгляд упал на двух смуглых юношей с черными вьющимися волосами. До этого он их не замечал. Ни один из них не был особо рослым, но оба с хорошими мышцами. Один из них стоял, упершись взглядом в землю, а другой, с курносым носом и зелеными глазами, глянул на Квинта и тут же отвернулся. Юноша остановился, чтобы повнимательнее их разглядеть. Цепь, сковывавшая их, была достаточно длинна. Поманив к себе первого, Квинт принялся оглядывать его. Сицилиец внимательно следил за его действиями.
Юноша был примерно его возраста, в отличной форме, с хорошими зубами. Но Квинту никак не удавалось заставить его взглянуть ему в глаза. Это заинтриговало его еще больше. Предостережение Агесандра было еще свежо в его памяти. Квинт схватил раба за подбородок и поднял его голову. К его изумлению, у раба тоже были ярко-зеленые глаза. Квинт не увидел в них ни капли покорности, только нестерпимую скорбь. Идеальный, подумал он.
— Я возьму этого, — проговорил Квинт Агесандру. — Он удовлетворяет всем твоим требованиям.
Сицилиец оглядел юношу с головы до ног.
— Откуда ты родом? — требовательно спросил он на латыни.
Раб моргнул, но не ответил.
Он понял вопрос, с удивлением подумал Квинт.
Казалось, Агесандр этого не заметил и повторил вопрос по-гречески.
Ответа снова не последовало.
Увидев их интерес, перекупщик, мрачный римлянин, подошел ближе.
— Он карфагенянин. Как и его друг. Сильные, как быки.
— Гугги, да? — переспросил Агесандр и сплюнул. — Никакого толку с них не будет.
Квинт и Аврелия снова поразились перемене в его поведении. «Гугга» на жаргоне означало «крысеныш». И Квинт тут же вспомнил о прошлом самого Агесандра. Ведь именно карфагеняне продали сицилийца в рабство. Это не та причина, по которой нельзя купить раба-карфагенянина.
— К ним с самого утра присматриваются, — уверенно сказал перекупщик. — Хорошее сырье для гладиаторов, я скажу.
— Но ты так и не смог их продать, — язвительно отметил Квинт. Агесандр одобрительно фыркнул. — И сколько ты просишь?
— Солин — честный человек. Сто пятьдесят дидрахм за каждого, или триста за обоих.
Квинт расхохотался.
— Почти двойная цена за раба на ферму.
Он развернулся, готовый уйти, делая каменное лицо. Агесандр сделал то же самое. И тут Квинт приостановился. Ему уже надоело поведение сицилийца. Карфагенянин хорош, лучше многих, кого он уже видел. Почему бы не купить его, если хорошенько поторговаться с Солином? Он обернулся.
— Нам нужен один, — рявкнул он.
Рабы испуганно поглядели друг на друга, что подтвердило догадку Квинта о том, что они знают латынь.
Солин ухмыльнулся, обнажив ряд гнилых зубов.
— Который? — спросил он.
Не обращая внимания на хмурый взгляд Агесандра, Квинт показал на того, кого сам недавно осмотрел.
Римлянин оскалился.
— Как насчет ста сорока дидрахм?
— Сто, — небрежно махнув рукой, ответил Квинт.
Лицо Солина сделалось жестким.
— Мне же надо на что-то жить, — рыкнул он. — Сто тридцать. Моя последняя цена.
— Прибавлю десять дидрахм, не больше, — ответил Квинт.
Солин бешено затряс головой.
Довольный взгляд Агесандра вывел Квинта из себя.
— Возьму за сто двадцать пять, — отрезал он.
Агесандр наклонился к нему.
— У меня столько нет, — с кислым видом прошептал он.
— Тогда я продам медвежью шкуру. Которая уж точно стоит не меньше двадцати пяти дидрахм, — возразил Квинт. Он собирался накрывать ею постель, но выиграть спор сейчас важнее.
Солин внезапно изменился в лице и шагнул вперед.
— Я согласен на такую цену, — произнес он и кивнул.
Пальцы Агесандра сжались вокруг кошелька.
— Отдай ему, — приказал Квинт. Когда сицилиец не обратил на его слова внимания, терпению Квинта пришел конец. — Тут приказываю я! — взорвался он. — Делай как я сказал!