Квинт с трудом скрыл изумление. Даже если Аврелия и не слышала того разговора, неудивительно, что она догадывается о том, что произойдет. Может, он сможет чем-то помочь ей, а не делать вид, что этого никогда не случится?
— О женитьбах по договоренности говорят многие, — осторожно начал он. Это было чистой правдой: большинство родителей из благородных семей договаривались между собой, женя своих детей так, чтобы это было выгодно обеим сторонам. Так уж повелось в их стране. — Но люди в таких семьях вполне могут жить счастливо.
Аврелия презрительно поглядела на брата:
— Думаешь, я поверю в это? В конце концов, ведь наши родители женились по любви, так? Почему я не могу поступить так же?
— У них была особая ситуация. С тобой такое вряд ли случится, — возразил Квинт. — Кроме того, отец близко к сердцу принимает наши желания, наравне с благом для всей семьи.
— Но стану ли я счастлива?
— Если будет на то воля богов — да. Со мной тоже может случиться что угодно, — добавил он, пытаясь развеселить сестру. — Я могу окончить свои дни в компании старой ведьмы, которая испортит мне всю жизнь!
Но Квинт был рад тому, что он мужчина. Конечно, когда-нибудь ему придется жениться, но с этим, по крайней мере, можно не спешить. А пока что его подростковую страсть вполне удовлетворяла Элира, красавица-рабыня родом из Иллирии. Она работала по дому и спала на полу в атриуме, поэтому прокрасться к нему в комнату ночью для нее не составляло особого труда. Квинт спал с ней уже пару месяцев, с того момента как осознал смысл страстных взглядов, которые она на него бросала. Насколько он знал, пока что никто не догадывался об их отношениях.
Аврелия улыбнулась.
— Ты слишком красивый, чтобы с тобой такое случилось.
Квинт рассмеялся, чтобы скрыть смущение.
— Пора завтракать, — заявил он, стараясь отвлечь сестру от неприятной темы замужества.
К его облегчению, Аврелия кивнула:
— Да, тебе надо хорошо поесть, чтобы хватило сил на охоту.
У Квинта подвело живот, и аппетит сразу куда-то исчез. Но все-таки надо что-то съесть, хотя бы для виду.
Оставив Аврелию болтать с Юлием, пожилым рабом, главным по кухне, юноша выскользнул за дверь. Он съел совсем немного и надеялся, что Аврелия этого не заметила. Выйдя в перистиль, внутренний двор, Квинт столкнулся с Элирой. Она несла корзину с овощами и травами из сада. Как обычно, девушка одарила его взором, полным желания. Но этим утром такие взгляды были пустой тратой времени. Он инстинктивно улыбнулся в ответ и ринулся дальше.
— Квинт!
Он едва не подпрыгнул. Этот голос знали во всей округе. Голос Атии, его матери. Квинт не видел ее, значит, она в атриуме, главном жилом помещении. Он спешно обошел украшенный мозаикой фонтан в центре обрамленного колоннами внутреннего двора и вошел в прохладный таблинум, прихожую, из которой коридор вел в атриум.
— Она хорошенькая девочка.
Квинт крутанулся на месте и увидел мать, стоящую у дверей. Хороший сторожевой пост, чтобы наблюдать за происходящим в перистиле.
— Ч-что? — заикаясь, переспросил он.
— Естественно, нет ничего постыдного в том, чтобы спать с рабыней, — сказала мать, подходя к нему.
Квинт, как обычно, поразился ее красоте и осанке. Атия происходила из благородного осканского рода. Она была невысокой и худощавой и очень тщательно за собой следила. Высокие скулы были слегка нарумянены охрой, а брови и края век очень искусно подкрашены сажей. Темно-красная стола, длинная женская туника, стянутая поясом; поверх всего этого накинута сливочного цвета шаль. Длинные волосы, черные, как вороново крыло, заколоты шпильками из слоновой кости и увенчаны диадемой.
— Не делай этого слишком часто. Иначе у рабыни возникнут мысли насчет ее особого положения.
Квинт густо покраснел. Он никогда не обсуждал с матерью вопросы секса, не говоря уже о том, о чем она завела речь. Но почему-то не удивился, что именно она первой завела разговор, а не отец. Фабриций был воином, но, как он часто говаривал, мама не стала воином только потому, что родилась женщиной. Обычно Атия вела себя жестче его.
— Откуда ты знаешь?
Взгляд серых глаз пригвоздил его к месту.
— Я слышала вас ночью. Надо было быть глухой и глупой, чтобы ничего не понять.
— Ой, — тихонько прошептал Квинт, не зная, куда деть глаза.
Замерев, он принялся разглядывать мозаику на полу под ногами, будто надеясь, что пол разверзнется и он провалится в преисподнюю. Ему казалось, что они вели себя очень осторожно.
— Не смущайся. Ты не первый юноша из благородной семьи, который вспахал первую борозду в жизни с хорошенькой рабыней.
— Нет, мама.
Она небрежно махнула рукой.
— Твой отец делал то же самое, когда был молодым. Все так делают.
Квинта ошеломила неожиданная откровенность матери. Видимо, это часть того, чтобы стать взрослым мужчиной.
— Понимаю.
— С Элирой у тебя не будет проблем. Она чистая, — бодрым голосом сказала Атия. — Но впредь выбирай себе девушек аккуратно. Если пойдешь в бордель, иди в дорогой. Иначе очень легко подхватить заразу.
Квинт лишь открыл и закрыл рот. Он даже не стал спрашивать, откуда мать знает, что Элира чистая. Иллирийка была у Атии орнатрисой, служанкой, каждое утро помогающей ей одеваться и краситься. Без сомнения, как только Атия узнала об их связи, она допросила ее со всей тщательностью.
— Да, мама.
— Готов к охоте?
Квинт дернулся. Ему было неуютно от дотошности матери. Интересно, догадывается ли она о его страхах?
— Думаю, да.
К счастью, мать не стала сомневаться в его словах.
— Богам молился? — спросила она.
— Да.
— Тогда давай помолимся еще раз.
Они вошли в атриум, освещаемый дневным светом через прямоугольное отверстие в крыше. Скат крыши здесь шел внутрь, и дождевая вода лилась в центр, в специально устроенный для нее бассейн. Стены были богато украшены и обрамлены колоннами, образовывавшими проходы в другие комнаты, которых на самом деле не было. За этот счет атриум казался больше, чем есть. Он являлся главным помещением дома, из него вели проходы в спальни, кабинет Фабриция и четыре кладовые. В ближайшем к выходу в сад углу было устроено святилище.
На небольшом каменном алтаре стояли статуи Юпитера, Марса — или Мамерса, как его называли осканцы, — и Дианы. В плоских низеньких каменных светильниках, стоящих перед каждой статуей, горели фитили, пропитанные маслом. На задней стене размещались портреты предков. Большинство — предки Фабриция, римляне, воинственный народ, завоевавший Кампанию всего столетие назад. И в знак истинного уважения отца к его супруге здесь были и портреты предков Атии. Представители знатных родов осканцев, многие поколения правивших в этих землях. Квинт очень гордился и теми, и другими.
Они встали на колени рядом в слабом свете светильников и принялись безмолвно молиться богам.
Квинт повторил те же молитвы, что вознес утром у себя в спальне. Страху поубавилось, но окончательно он так и не исчез. К тому времени, когда юноша закончил молитву, смущение, вызванное разговором об Элире, почти прошло. Но тем не менее он чувствовал себя неловко под взглядом матери, когда вставал с колен.
— Твои предки будут хранить тебя, — тихо сказала Атия. — Помогут на охоте. Направят твое копье. Помни об этом.
Она видит, что он боится. Квинт поспешно кивнул, пытаясь скрыть смущение и стыд.
— Вот ты где! А я искал тебя, — проговорил Фабриций, выходя из коридора. Невысокий, крепко сложенный, с коротко стриженными волосами, уже больше седыми, чем каштановыми. Чисто выбритый, яркий здоровый румянец, такой же прямой нос и крепкий подбородок, как и у сына. Отец уже оделся для охоты в старую тунику, которую он подвязал поясом, и прочные сандалии. На поясе висел кинжал с рукояткой из слоновой кости. Даже в обычной одежде он выглядел воином.
— Помолился богам?
Квинт опять кивнул.
— Тогда пошли собираться.
— Да, отец, — ответил юноша, глянув на мать.
— Давайте, — подбодрила его Атия. — До скорой встречи.
Квинт собрался с духом. Ему показалось, мать уверена в том, что у него все должно получиться.