— Что… что… случилось?
— Тварь напала!
— Где она?!
— Держись за доски, — Хак подтолкнул Гансауля к самому крупному обломку, это оказался нос лодки с чудом уцелевшим рогатым черепом. — Не знаю, здесь она где-то…
Стоило вспомнить, и тварь вернулась. Хак видел с какой скоростью это чудовище двигается, но сейчас этот крокодил-переросток явно не спешит. Огромные жёлтые глаза не мигают, морда чуть приподнята над водой, пасть приоткрыта, приглашая оценить здоровенные зубы. Хак огляделся в поисках хоть какого-нибудь оружия, но все обломки остались за спиной крокодила. Тварь приблизилась вплотную, Хак невольно затаил дыхание, огромные в ладонь длиной клыки в полуметре от него. Чудовище замерло на месте, лениво подгребая когтистыми лапами. Хак прошептал Гансаулю еле слышно:
— Чего это она?
— А я знаю. Может нажралась…
Тварь осторожно взялась зубами за рогатый череп и потянула назад. Гансауль тут же отцепился, отплыл спиной вперёд на несколько метров. Тварь выпустила из пасти обломок и подплыла, чуть ли не уткнувшись носом в Хака. И тут наконец-то до Гансауля дошло…
Цукенгшлор обошел вокруг кареты, смачно зевнул, королевская стража уже выстроилась в «квадрат». Анафельд, отвесив поклон, распахнул дверцу для господина. Цукенгшлор справил малую нужду за задком кареты, вогнав в краску пару служанок, потом неторопливо забрался в карету, Анафельд кивнул командиру стражников и затворил дверцу. Зацокотали подковы, королевская стража — двадцать пять рослых головорезов, облаченных в позолоченные доспехи, двинулись в путь первыми. Еще десяток остался во дворе, они двинутся следом за каретой. Цукенгшлор устроился поудобнее, в теле приятная пустота и усталость, эта бесовка Ганая знает своё дело. Дверца кареты с визгом распахнулась, внутрь сунулась красно-потная рожа Шайзера:
— Майор!
Цукенгшлор подпрыгнул от неожиданности, лишь в последнюю секунду разжал кулак, чуть не вмазав генералу с перепугу. Зашипел, как рассерженный кот:
— Какого…
— Алшар… Алшара убили!
— Но как? Когда?
— Нашли на окраине в брошенном доме, на нем живого места не осталось… Куда тебя, кстати, понесло?
— К Граусу, у него есть какие-то вести.
Шайзер забрался в карету:
— Я с тобой!
— Чего это вдруг? — Цукенгшлор хмыкнул. — Или не доверяешь?
— Я никому не доверяю, даже себе, потому и жив до сих пор. Не нравится мне всё это…
Цукенгшлор спорить не стал, ссориться лишний раз — себе дороже. Ехать пришлось недолго, пару кварталов, и загудели трубадуры, извещая вице-короля о прибытии важного гостя. Кованые ворота с вычурным изображением льва отворились, карета медленно въехала во двор. Королевская стража осталась за воротами, лишь десять спешившихся стражников последовали за королём. Цукенгшлор разочарованно вздохнул — скромный двухэтажный особняк из белого камня, такой и среднему купцу сойдёт. Двор мощен камнем, подковы звонко зацокали. Граус уже на крыльце, проворно сбежал по ступеням, и вот уже пожимает руку короля, ослепительно улыбаясь. С Шайзером, напротив, поздоровался сухо, тот лишь кивнул в ответ.
— Прошу вас, стол уже накрыт.
Держаться за скользкую шкуру твари непросто, если бы не подобие огромных чешуек, ничего б не вышло. Чудовище «отбуксировало» Хака с Гансаулем до заросшего высоким камышом берега, обессиленные, они еле проломились сквозь заросли. Тварь, медленно пятясь, вернулась на глубину и, гулко шлепнув хвостом по воде. уплыла прочь.
— Фарай?
Гансауль кивнул, говорить просто нет сил.
— Как думаешь — мы уже в Поганых землях?
Гансауль снова кивнул, бледное лицо скривилось, едва пошевелился. Хак поднялся, воровато огляделся, узкая полоска берега, дальше сплошной зеленой стеной лес, правда почти все деревья скрюченные и чахлые.
— Тут и вправду погано. Как нога?
— Не очень…
Хак снова покрутил головой, глаза сузились, что-то приметил.
— Погоди, я сейчас…
Хак поднялся, быстрым шагом направился к опушке. Наскреб сушеного мха на поваленных деревьях и сорвал несколько огромных листьев лопуха. Гансауль не стал следить за его действиями, прикрыл глаза, устало вытянулся на траве. Вскоре донеслись шаги.
— Давай сюда ногу.
Гансауль послушно приподнял ноющую от боли ногу. Хак приложил комья мокрого мха, облепил лопухами, а поверх легла тряпочная лента, которую оторвал от собственной рубахи.
— Сейчас полегчает. Но нам надо идти.
Гансауль поднялся и поковылял прочь от камышей. Хак тяжело вздохнул и двинул следом.