Мой спор с Себастьяном прервал резкий стук в дверь. Стучали властно и настойчиво. Так стучать может только толстый лавочник, одевший кирасу, взявший в руки алебарду и получивший чин лейтенанта городской стражи, со всей причитающейся наглостью.
Я скорчил рожу Себастьяну и взял свой меч, по счастью брошенный, когда я раздевался, неподалеку. Дитрих же с клинком вообще никогда не расставался, поэтому сейчас придвинул к себе ближе пистолеты. Сам фон Вормсвирген встал со шпагой у двери и, не упуская случая подурачится, проблеял:
— И кто же это там?
— Господа, именем правительства республики Соединенных Провинций вам предписано сдаться в руки городской стражи за убийство четырех беззащитных, — лицо Себастьяна возмущенно вытянулось, — граждан Амстердама и за подделку бумаг, удостоверяющих вашу личность! — возмущение графа мгновенно переросло в удивление.
— Нам нельзя попадаться в руки властям, — сделал шепотом невероятно ценное замечание Дитрих.
— А ведь и правда! — передразнил его голос фон Вормсвирген.
Штаден, проигнорировав колкость Себастьяна, встал с кресла и подошел к двери:
— Вы ошибаетесь, никто из нас не имеет отношения к какому-либо убийству, тем более в трактире. Мы гости господина Якобсона и весь день провели у него дома, что он и может подтвердить. Мы являемся теми, кем значимся в наших бумагах.
— Ложь, — неуверенно послышалось из-за двери, затем шепот нескольких голосов и более убежденное, — Вы лжете, господа. Немедленно…
— Я дворянин! И никакая собака простолюдинской крови не сможет обвинить меня во лжи, не заплатив за это!
Рык Дитриха произвел впечатление на находящихся по ту сторону стражников, потому как их глава тут же приказал:
— Ломайте дверь!
Дерево затрещало под ударами снаружи, грозя расползтись по швам. Я поднялся и встал рядом со Штаденом, готовясь принять на себя основной удар.
Себастьян с Дитрихом разрядили свои пистолеты сквозь прорехи в разваливающейся уже двери — три выстрела. Оттуда послышались крики боли, кто-то завопил:
— Где мушкеты? Стреляйте же!
Испуганно сглотнув, я и Штаден кинулись в разные стороны, освободив пространство перед входом. После нескольких выстрелов — мы занимали вполне безопасную позицию — в комнату вломились-таки двое стражников, вооруженных алебардами. Клинок Дитриха скользнул по кирасе левого, уйдя в сторону. Молодой парень, лет восемнадцати, попятился обратно в коридор, мешая своим товарищам, которые напирали сзади. Его небесно-голубые глаза были исполнены страха за свою жизнь.
Мой меч ударил в шею правого горожанина, почти напрочь отрубив ему голову, и он упал под ноги стоящему за ним человеку.
Краем глаза я заметил как из-за Штадена выскользнул Себастьян и сделал выпад, целя в горло юноши, уцелевшего после удара Дитриха. Острие шпаги фон Вормсвиргена угодило парню в лицо. Еще одним меньше.
Следующие стражники оказались умнее: на нас теперь надвигался стальной еж, ощетинившийся остриями алебард — к сожалению размеры комнаты и коридора позволяли это сделать.
Невообразимо трудно достать до противника, когда тебя отделяют от него больше чем полтора метра стали и окованного дерева. Шансы наши уменьшались с каждым мгновением, пока они теснили нас к окну.
Ладно, пора! Я очень не хотел этого делать, но видно придется. Даже не брал эту вещь в расчет, настолько она была ценной и редкой. Дороже нее… ну разве что жизнь.
Сорвав свободной левой рукой с пояса ожерелье из крупных хрустальных бусинок, я вскинул сжатый кулак с ним вверх и отчетливо — главное не оговориться, не запнуться — произнес:
— Ex oriente lux! — разумеется я предусмотрительно крепко зажмурил глаза, уповая на то, что стражникам не придет в голову именно сейчас сделать решительный рывок вперед.
Они его не сделали.
Внезапно вспыхнувший из моих рук яркий свет лизнул комнату, заставив замереть всех находящихся в ней — Себастьяна, Дитриха, горожан, умирающего на полу у входа молодого стражника и стоящего в дверном проеме довольного мэтра Якобсона. Всех, кроме меня. Они застыли на своих местах, и когда я открыл глаза, то не увидел ни малейшего признака движения. Только грудь Штадена, видневшаяся сквозь распоротую рубаху, вздымалась в такт его дыханию. Все жертвы моего заклинания завороженно смотрели в то место, откуда брызнул ослепляющий свет — там, где мгновение назад была моя рука.
Я бросил ожерелье, теперь бесполезное, на пол. Оно таяло, как сухой прутик в огне. Бусинки сжались до размеров горошины, затем стали еще меньше, а потом исчезли совсем, оставив после себя лишь нитку, прежде скреплявшую их.
Встряхнув посильнее своих товарищей, я привел их в чувство:
— У нас в запасе несколько минут. Надо спешить.
Не говоря ни слова, они бросились собирать свои вещи, благо их было немного.
Обойдя застывших в нелепых позах стражников, Себастьян подошел к стоящему в коридоре мэтру Якобсону. Некоторое время он смотрел на него, затем сделал выпад шпагой. Член малой палаты городского магистрата и магистр алхимических наук мешком осел на пол. Кровь была почти незаметна на синем атласном халате.
— Старик позвал стражу. Теперь он не сможет предоставить властям подробный рассказ о нас. Проклятье, я думал, что могу доверять ему!
— А слуги? — мы разговаривали уже на бегу, оставив пустой дом позади.
— Они разбежались, и еще некоторое время мы будем в относительной безопасности, — ответил Себастьян.
— Куда теперь направимся? — мой вопрос был вполне закономерен. — Здесь есть еще место, где мы не успели никого убить?
— Есть, — ответил фон Вормсвирген. — Еще один мой старый знакомый…
Я и Дитрих остановились, мрачно переглянувшись.
— То есть, это хороший знакомый. Я ему полностью доверяю, а мэтру Якобсону я не доверял. Этот точно нам поможет, и вообще, он…
VII
По-утреннему яркое солнце еще только вставало над Амстердамом, когда Бальтазар Лодекин вошел в здание управления Голландской Ост-Индской компании. Дверь неприятно скрипнула, открываясь; за ней оказался вестибюль, в глубине которого виднелась лестница, ведущая на второй и третий этажи.
Охранники склонились в поклонах, когда он прошел мимо, приветствовав их небрежным кивком головы. Глава компании был одет в темно-зеленый бархатный колет и такого же цвета чулки. Каблуки черных туфель выбивали торопливую дробь по каменным плитам пола.
Оглядываясь, словно отовсюду ожидая подвоха, мэтр Лодекин поднялся по лестнице. Здание пустовало сегодня — Бальтазар вчера отпустил служащих на несколько дней. И без них компания продолжала жить по наработанной за четверть века схеме, уже не особо нуждаясь в управлении людей.
Это была его компания. Одна из самых могущественных на Севере. Единственным конкурентом — мэтр Лодекин выругался про себя — была Ганза, торговый союз пяти свободных имперских городов. Хотя нет, уже только четырех: разграбленный Киль лежит в руинах, взятый войском Кристиана Датского.
Лестница закончилась, выводя Бальтазара к дверям в большую залу на третьем этаже. Здесь также стояли гвардейцы Ост-Индской компании и еще несколько дворян-иностранцев, которые прибыли в качестве охранников гостей мэтра Лодекина. Распахнув обе створки двери, глава компании вошел в комнату, приветствуя всех собравшихся:
— Доброго дня вам, лорд Стефан. Приветствую вас, господин дю Трамбле, — он говорил с ними как с равными, невзирая на разницу в происхождении.
Сидящие люди, двое богато одетых иностранцев в Амстердаме, поднялись из кресел, отвечая ему.
Первый из них, высокий англичанин в одежде синих цветов, которого голландец назвал лордом Стефаном, немедленно заговорил:
— Наконец-то и вы, мэтр Лодекин. Мы уже начали проявлять беспокойство по поводу отсутствия нашего любезного хозяина.